Хозяин урмана

До точки выброски все сидели молча и только переглядывались, изучая и запоминая друг друга. Компания подобралась весьма разношерстная. Собственно, знакомы оказались только Пальков и Зырянов. Остальные члены отряда встретились впервые. Конечно, как начальник партии Сергей уже знал о каждом, как его зовут и чем занимался раньше. Но вот что это за люди, их характеры, наклонности Палькову предстояло выяснять по ходу дела. Ясно, что ему это сильно не нравилось. Ведь в условиях дефицита времени и напряженности графика работ каждый мог выкинуть какой-нибудь фокус, а расхлебывать все равно придется начальнику. Оставалась у Сергея слабая надежда на Тимофея — все-таки друг детства, подвести не должен.

Он покосился на Зырянова, сидевшего напротив него на скамье в напряженной позе и судорожно сжимавшего на коленях свой рюкзак. Палькову показалось, что приятелю плохо, и он, наклонившись через проход, похлопал Тима по колену.

— Тошнит? — пытаясь перекрыть рев турбины над головой, проорал Сергей.

— С детства вертолетов боюсь! — крикнул в ответ журналист и еще крепче прижал к себе рюкзак.

Сидевший рядом с ним здоровенный детина услышал признание и презрительно ухмыльнулся. «Вот уже и первое отношение, — уныло констатировал про себя Пальков. — Не завидую Тимохе…»

К счастью, полет длился не более часа, и вскоре группа дружно прыгала из дребезжащего, пропахшего керосином железного нутра вертолета в высокую траву на большой проплешине, венчавшей высокую пологую гриву между двух распадков.

Едва стих гул от винтокрылой машины, людей буквально накрыла звенящая, душистая тишина нетронутой человеком природы. Грива, как мгновенно определил Пальков, являлась границей водораздела и тянулась с северо-запада на юго-восток примерно на пару километров, постепенно понижаясь и растворяясь в темно-зеленом море урмана. Вдоль южного склона, обильно заросшего сосновым молодняком и таежным разнотравьем, вилась полоса густого орешника пополам с тальником, отмечая русло неширокого ручья. А у подножия северного, более крутого, склона проблескивала жидкой бронзой самая настоящая лесная речка.

Сергей присел на торчащий из травы горелец, почти затянутый серо-зеленым, хрустким одеялом ягеля, и развернул карту-двухверстку. Зырянов тут же опустился рядом на корточки. Несколько минут оба внимательно изучали набросанный на карте основной маршрут отряда.

— А это что? — Тим ткнул пальцем в непонятную отметку, напоминающую символическое изображение индейского вигвама.

— Это… — почему-то смутился Пальков. — Да так, одно старое зимовище. Костомарыч просил заглянуть по пути. Он там был в прошлом году и… забыл зажигалку.

— Хочешь меня убедить, что из-за какой-то зажигалки нужно делать крюк в десяток километров? — прищурился Зырянов. — Серый, ты же никогда врать не умел. Колись: что там?

— Ну, что ты сразу — «колись»?.. — Пальков воровато оглянулся на остальных подчиненных, расположившихся ниже по склону гривы и деловито проверяющих свои рюкзаки.

Бугай, что насмехался над журналистом в вертолете, курил, щурясь на прикрытое легкими облачками солнце. Сергей резко посуровел.

— Эй ты, Лопата!.. Тебе говорю!

Верзила лениво покосился через плечо и смачно затянулся.

— А ну, немедленно гаси бычок! — рявкнул Пальков в полный голос, поднимаясь. — Сдурел, что ли? Ты где находишься?

— Не ори, начальник, — пробурчал детина, — глотку порвешь.

Но сигарету погасил: эффектно, об ладонь.

— А почему курить нельзя? — тихо поинтересовался Тим.

— Ты видишь, что вокруг? — Сергей снова уселся на горелец, взялся за карту.

— Трава. Зеленая…

— Еще что?

— Ну, мох какой-то…

— Во-первых, это не мох, а лишайник. Ягель. Во-вторых, он сейчас сухой и горит, между прочим, как порох, не хуже палой хвои. — Пальков сочувственно посмотрел на друга. — Н-да, Тимоха, тяжко же тебе придется на марше — простых вещей не знаешь…

— А почему ты этого амбала «лопатой» обозвал? — Зырянов поспешил сменить неприятную тему разговора.

— Это у него фамилия такая… Ладно. Пора выдвигаться!

Пальков сложил карту, встал, быстро сориентировался по наручному компасу и громко скомандовал:

— Внимание, отряд! Выход на маршрут через три минуты. Азимут — тридцать градусов, дистанция до первой точки — шесть километров, ориентир — излучина Сухой речки.

Люди, ворча и вздыхая, поднялись, попрыгали, подтянули пояса и лямки и двинулись гуськом по склону гривы на северо-восток. Первым потопал огромный Лопата, Пальков и Зырянов пристроились в арьергард, и журналист вновь вернулся к свербящему мозг вопросу:

— Так все-таки, Серый, зачем нам заходить на то зимовище?

— Не могу пока сказать, — честно признался Пальков, отводя взгляд.

— Но уж точно не за зажигалкой твоего начальника, — убежденно кивнул Тимофей.

* * *