Единственным объяснением поступка Рудольфа в конце концов стало то, что он долго жил одиночкой, не общался с культурными людьми, с добропорядочными женщинами, которые духовно облагораживали бы и телесно врачевали его в рамках умеренности и приличия. Теперь же его вкусы разъела ржа, культурные потребности захирели, отношения с добропорядочными женщинами и уважение к ним изменились к худшему. Теперь он действительно подходил какой-то Ирме Вайну, но никак не даме общества. Поэтому не было резону особенно сожалеть о чем-то, и все могло бы идти своим чередом, если бы не возникала необходимость общаться с этими людьми в будущем. Вот в том-то и дело, с кем только тебе не приходится встречаться в обществе! А тут еще и Рудольф со своей молодой женой, которая раньше была служанкой у него, одиночки. Только одно неизвестно, переступала ли она грань, — нет, это не знали добропорядочные старые дамы. А если и допускали, то не говорили об этом, так как боялись, что добропорядочные молодые девицы услышат это и захотят тоже переступить грань, чтобы не остаться старыми девами. Но в одном сходились и старые и молодые дамы, сходились, не проронив ни слова: Ирме Вайну надо дать понять, конечно вежливо, кто она и кто они. Когда она одна, то для них она только воздух, пустота, когда же она с Рудольфом, дело, конечно, другое. Рудольф ни в чем не виноват, он достоин лучшей судьбы. Именно так дамы говорили о судьбе Рудольфа, которому отдана молодость девушки. Но молодость не вечна, и скоро найдутся женщины помоложе, чем эта девушка, и тогда Рудольф, возможно, одолеет свою судьбу. Во всяком случае, дело не такое уж безнадежное.
Мужчины придерживались немного другого мнения об этом браке, они и об Ирме думали иначе, нежели дамы. Кое-кто находил Ирму прелестной. Есть в ней что-то, хотя неизвестно что. Спрашивали, как Рудольф нашел такую, где вынюхал, и удивлялись его хорошему нюху. Говорили, что у Ирмы необыкновенные глаза, строгие брови и густые ресницы и — что главное — все естественное! Хотя бы это что-то да стоило. А чего не хватало в профиль, то восполнялось в анфас… Ножки точеные и маленькие. Нет, нет, Рудольф еще раз доказал: что касается женщин, у него есть вкус и понимание. Непонятно только одно, почему он женился на ней, н-да, тут немного непонятно. Влюбился он в нее, что ли? Не совсем правдоподобно, но и невозможного ничего нет, ему уже порядком, годы, пожалуй, кризисные. Неужели по-иному он не смог сойтись с девушкой? Это, пожалуй, вернее всего: не сумел, не смог ждать, так оно и получилось.
Если бы Ирма слышала эти разговоры, она, пожалуй, спросила бы: а куда делся мой выпуклый лоб, который говорит об уме и сметке и вообще о духовности; это ничего не значит, что ли? Или считаете, что и выпуклый лоб относится к моим округлостям, восполняет изъяны тела? А моя чистота, духовная и телесная воздержанность и цельность, разве они ничего не стоят? Разве Рудольф стал бы болеть животом и ставить компресс из-за какой-то «сестры» или пришло бы ему в голову врать о запахе клевера, если бы у него в самом деле болел живот и если бы компресс ставила какая-то из «сестер»? Или, скажите все же, так же справилась бы со своим стыдом эта «сестра», как и я, и сказала бы она своему господину, что он должен держать себя повежливее, если он в самом деле хочет, чтобы она, «сестра», поставила ему компресс, так как никакого более подходящего средства в доме нет? Все это и еще кое-что Ирма спросила бы у мужчин, если бы она услышала их разговор. Но одно она не смогла бы спросить, хотя у нее был выпуклый лоб, который, по мнению мужчин, восполнял мелкие изъяны тела, а именно — знают ли мужчины, какою страшно глупой была Ирма, ставя компресс своему хозяину и веря в запах клевера. И в самом ли деле они считают, что ум в мире стоит больше, чем глупость?
Но, разумеется, Ирма ничего не слышала и не спросила. У нее не было на это времени. После регистрации они вместе со свидетелями поехали куда-то в ресторан, на сей раз заказали кабинет — Рудольф не был больше женихом — и ели и пили, пока голоса не стали громкими и ноги Ирмы не размякли, точно они были из ваты. Когда вставали из-за стола, Рудольф поддерживал ее, потом помог ей одеться и дойти до автомобиля. Но никому до этого дела не было, никто не обратил внимания, была свадьба, и свидетели твердили, что теперь, когда молодые поедут домой, и начнется самая свадьба, только в другом ресторане и в более уютном обществе. Невеста и жених обычно самые скучные люди на свете, особливо если они влюблены, так полагали свидетели, и потому они захотели закончить свадебное торжество в компании тех, кто не в браке и не влюблен, а только весел и мил.