Хозяин видений

— Он поможет, — уверила я и откинулась на подушки. — Проведет тебя.

— Хочет, чтобы я побыстрее справился и ушел в кан? А ты вернулась в атли?

Я пожала плечами. Была уверена, что так и есть, но говорить с Эриком на эту тему казалось кощунством. Вчера что-то произошло между нами, и пока я не готова была выяснять, что именно. Возможно, и не стоит это выяснять.

— Знаешь, когда я с тобой, мне совершенно не хочется вставать с постели, — улыбнулся он, словно почувствовал мое настроение и захотел исправить его, окрасить мысли радостью. Получилось — я не смогла сдержать ответной улыбки.

— У меня давно такое желание.

— Тогда давай его осуществим. Сегодня и завтра, и послезавтра… весь следующий месяц будем валяться.

— А как же сон? Видение?

— К черту твои видения! — резко выдохнул он и поцеловал меня. Затем потерся носом о мой нос и добавил: — Я уже начинаю их ненавидеть.

Я нахмурилась.

— Не говори так. Они — билет в кан, не забывай.

Эрик кивнул и неожиданно спросил:

— Глеб — он для тебя кто?

— В смысле кто? — не поняла я. — Он мой друг. Лучший.

— Друг и все?

— Друг и ого-го, — поддразнила я и рассмеялась. — Я не влюблена в него, если ты об этом.

— Ты очень отчаянно просила его спасти.

— Мы с Глебом многое прошли. В том числе и проверку сексом. Давно.

— В Ельце, верно? — лукаво поинтересовался Эрик. — Я помню. Твои флюиды не спутаешь ни с чем.

— Мои… флюиды? — Я поднялась и завернулась в одеяло. — Что ты имеешь в виду?

— Когда Ольга Измайлова умерла, я был слегка… занят. Не смог побывать на похоронах. Поэтому приехал чуть позже, с Дарьей. Глеба не было, не смог, а вот Влад был. Я тогда еще очень удивился — он странно отреагировал на мою реплику о Глебе и его девушке. У меня есть дар — читать остатки аур, а ваши там были… весьма специфические. — Эрик усмехнулся. — Влад не знал, да? Ну что вы там…

— О боже! — Я закрыла лицо ладонями.

Совпадений не бывает, но судьба иногда иронизирует над нами. Сразу всплыл в памяти чудесный вечер, закончившийся для меня фатально. Заныли шрамы на запястьях, будто индикаторы, напоминающие о предательстве. Белесые, рваные метки прошлого, которые не сотрешь.

— Ты сказал ему, — хрипло прошептала я и спрятала предплечья между коленей. — А потом он сделал… это.

— Что сделал? — насторожился Эрик.

Я подняла на него глаза. Звенящая тишина, ожидание ответа, разлившаяся по комнате тайна, будоражащая, пробуждающая плохие воспоминания — холод камня и запах крови.

— Провел ритуал изгнания Девяти.

Эрик вздохнул. Лег на спину и уставился в потолок. Показалось, он сожалеет о чем-то, только о чем именно, я понять не могла. Тени от деревьев за окном танцевали задорные танцы на стене, до которой не добирался рассеянный свет ноутбука.

— Это так странно, — задумчиво произнес Эрик. — И волнующе.

— Что именно?

— Такая преданность. Влад был достаточно жесток, чтобы ты задумалась об уходе из атли еще тогда, но ты все еще любишь его.

— Я не… с чего ты взял? — возмутилась я.

Он повернулся ко мне.

— Вижу.

И замолчал. Я тоже молчала. Щеки полыхали, а я пялилась на теребящие пододеяльник пальцы. Хотелось сказать ему, что я больше не люблю Влада, но не смогла. Наверное, потому что поклялась не врать Эрику, а это утверждение было бы явной ложью.

Воспоминания вернули не только плохое — с ними возвратились чувства, глубоко спящие в душе. Пусть моя любовь принесла только боль и разочарование, но она была. И моменты близости, единения — были тоже. А Влад, какими бы неправильными не казались его поступки, все же спасал меня. Как умел.

— Знавал я женщин, которые умели вот так проникаться, — продолжил Эрик, и я снова на него посмотрела. — Раньше подобная преданность пугала меня до чертиков. А теперь…

— Что?

— Даже завидно, — улыбнулся он.

— Не завидуй, — угрюмо ответила я. — Было бы чему.

— Давай сотрем тот миг, когда ты сказала мне о видении. — Внезапно он привлек меня к себе, погладил по щеке и горячо добавил: — Никогда мне о них не рассказывай…

Его губы нашли мои — горячие, требовательные, настойчивые. Как бы мне хотелось и вовсе не видеть этих его испытаний, сменить дар на способности защитницы или целительницы и переложить свое несчастье на плечи какой-нибудь другой пророчицы. Незнакомой, которую потом можно будет корить за то, что забрала у меня Эрика. Забрала у мира.

Но корить придется себя.

— Если бы я остался, ты смогла бы меня полюбить? — внезапно отстранившись, спросил он, и я растерялась. Просто смотрела в глаза и молчала.

Зачем он это спрашивает? Чего ждет? Признаний? Слов, что на выходе разорвут душу, нанесут глубокие раны. Намного глубже тех, что остались бы, останься эти слова не произнесены.

Но Эрик и не ждал ответа. Сгреб меня в охапку и прошептал:

— Не отвечай, или соври, что смогла бы.

С каждой секундой я боялась его все больше. Того, что он скажет, во что заставит поверить. Ведь надежда — как сорняк. Оставь одно маленькое семя и разрастется поле. А я не могу позволить себе надеяться.