Хозяин видений

Я ждала. Все чаще замечала, что сижу, сжимая в кулаке амулет Эрика, словно панацею от всех бед.

Но постепенно сдавалась слабости, как в те дни, когда Герда брала мой кен. Но теперь Герды не было, а слабость осталась. Боль в жиле еще — ноющая, напряженная. Апатия. Последствия ухода из атли. Эрик притуплял их, а теперь они вернулись.

А в целом все было неплохо. По утрам только сонливость страшная обуяла, но куда мне вставать? Жизнь не налажена, а надо бы работу поискать. Когда-нибудь… потом. Завтра?

Звонок в дверь отвлек от меланхоличных мыслей. Глеб сегодня рано. Еду, наверное, принес. Он приносит, я выкидываю. Прям ритуал какой-то. Да и еще тащит такими количествами, что и армия не справится. Словно я в магазин сходить не могу.

Но на пороге стоял вовсе не Глеб. Барт. Совершенно не вписывающийся в картинку липецкой новостройки — в просторных льняных брюках цвета спелой пшеницы, цветастой рубашке и широкополой соломенной шляпе, скрывающей верхнюю часть лица. Из-за его плеча нетерпеливо выглянуло рыжеволосое, улыбающееся существо. Оно бестактно отпихнуло вождя сольвьейгов, шагнуло в квартиру, а следом просочились ароматы меда, корицы и костра.

— Люсия! — выдохнула я и оказалась в опутывающих объятиях целительницы. Заплакала. От счастья, наверное, иначе чего мне еще плакать? А она гладила по спине и шептала:

— Не плакать, нельзя плакать…

А Барт грустно улыбался рядом. Вернулось ощущение уюта, принадлежность, и боль в жиле отступила. Только слабость осталась, и Люсия потащила меня на диван.

— Неважно выглядишь, — покачал головой Барт. — Нужно было раньше прийти?

— Нет. Хотя… Я всегда вам рада! Только угощать нечем. Совсем. В магазин нужно сходить, но сил нет совсем.

— Конечно, не быть сил! — всплеснула руками Люсия. — Когда ты в последний раз есть?

— Вчера утром, кажется… Не хочется.

— Не хочется она! О себе она не думать, а о ребеночек кто подумать?

— Какой ребеночек? — опешила я.

— Так этот. — Она ткнула пальцем мне в живот и нахмурилась. — Вовремя я увидеть. А то бы ты его голодом заморить. Мальчик нужен много питаться. Сильный быть. Воин.

— А ты не чувствуешь? — Барт присел рядом и взял мою ладонь. — Два месяца в тебе новая жизнь, Полина.

— Два… да быть не может! — Повернулась к Люсии. — Я пила твои травки. Каждый день.

— Травки? Какие травки? — как лисичка, прищурилась целительница. — А, те травки! Так травки не есть панацея.

— Не панацея? А кто говорил: стопроцентный результат для хищной?

— Я говорить такое? — возмутилась рыжая. — Да известит тебя, что не существовать такое средство. Ты взрослый женщина, а верить глупости.

Я ловила губами воздух, задыхаясь от возмущения, а Барт крепче сжал мою руку и спокойно сказал:

— Это благо, Полина. Подарок. Прими.

— Благо…

Люсия обняла. Говорила что-то и снова гладила по спине, волосам, предплечью. И Барт вторил ей. Что ребенок — это хорошо, что мальчик сильным будет, и я должна собраться ради него. Не хандрить. Кушать. Дышать. Жить.

Только вот… Я ведь совсем не ждала. Не планировала. И в нынешней ситуации правильно ли это? Что с этим делать теперь? Ребенок — он же будет скади. А я… одиночка. И в племя не хочу, тем более, в Дашино. Но тогда как быть? Ведь отберут же! Тамара постарается, Даша тоже не будет возражать.

А если не сказать, скрыть, ведь на верность скади я не присягала, глубинным кеном не клялась? Но в таком случае смогу ли защитить малыша? Защитница из меня отвратная, да и способности сольвейга иногда подводят.

Хотя… Есть я. Не сольвейг с неизведанным до конца даром, который душит, подавляет, вспарывает живот и ладони, словно нож. Не атли — я покинула их, вырвала из жизни, ежедневно обучаясь обходиться без племени. Не любовница Эрика, ведь прогнала его сама.

Просто я. Женщина. Будущая мать. И глотку перегрызу каждому, кто попытается причинить вред… ему.

Мальчику.

Сыну.

Сыну Эрика…

В груди вскипело, вспенилось, взорвалось миллиардами обжигающих брызг раскаяние. Если бы он знал, не ушел бы. Остался. Ради ребенка. Были бы колыбельки, рюши, бутылочки и детский плач по ночам. Усталость, но приятная, когда с каждой секундой все больше понимаешь, что живешь не зря. Ради него. Них. Моих мужчин.

Но я ведь тоже не знала! Иначе не стала бы слушать Дашу, даже не пошла бы с ней в кабинет, где развивалась на сквозняке штора и молчали в шкафу частоколы книг.

К чему сейчас об этом переживать? Барт рядом, близкий, убаюкивающий. И Люсия. Сидит, укутанная в рыжую гладь волос. Она женщина — понимает. У женщин это в крови.

Желать ребенка от любимого мужчины.

С сольвейгами не холодно, не одиноко, жила совсем не болит.

И вдруг показалось, я слышу, как бьется маленькое сердце — где-то там, чуть ниже желудка, спрятанное за витками жилы, в которой все еще теплился карамельный кен.

Но конечно, мне так только казалось.

Я все же заварила чай. Нашла в хлебнице остатки печенья, которое приносил Мирослав на прошлой неделе. Происходящее все еще казалось мне нереальностью с легким налетом абсурда, но постепенно это ощущение уходило и накатывал страх. Что делать с внезапно свалившимся на голову известием я не знала.