Хозяин видений

— Я бы не выдержал — точно сорвался бы, — кивнул Дэн. — Барт вовремя оказался рядом. И главное — доказать-то ничего нельзя. Хищный умирает не от разрушительного кена. Вернее, от него, но действие не отследишь. Обычные смерти — несчастные случаи, человеческие убийства, поножовщина, болезни.

— Поэтому никто не в курсе, — догадалась я. — О таких, как Гектор.

Дэн кивнул.

— И ты не трепись. Если он или подобные ему прознают, кто сливает информацию, все твое племя уничтожат. И все знакомые племена.

Когда мы вернулись, у сольвейгов уже был день. Племя Барта погрузилось в будничную работу, ежедневную и монотонную. Вдали от проблем внешнего мира, от странных ясновидцев с аномальными способностями убивать хищных. Вдали от воспоминаний, царапнувших душу в цивилизации.

Хорошо было понимать, что от опасностей отделяют сотни километров и несколько слоев защиты.

Я поела и взялась помогать Люсии — мы собирали хворост для костра и слушали лес. Лес дышал тихо, едва уловимо, его дыхание заглушалось шорохом ветвей и хрустом веток под ногами. По верхушкам елок сновали белки — их было много, и я залюбовалась красивым, грациозным танцем рыжих хвостов. Никогда в жизни я не видела столько белок, как за последние недели жизни. Никогда не слышала столько тишины.

Вечером вернулся Барт и расспрашивал меня о наших с Дэном приключениях. Одобрительно кивал и много интересовался жизнью Егора. Похоже, ему действительно был небезразличен мальчик. Когда я дошла в рассказе до Гектора, Барт нахмурился.

— Попомни мои слова, принесет он нам бед. Если только… — И замолчал.

— Если что?

— Нужно проверить кое-какую теорию. Но пока рано загадывать. Я поставлю на тебя защиту от влечения, а лучше сделаю амулет — он бессрочный.

— Спасибо.

— Ты уже решила, что будешь делать?

Я покачала головой.

— Знаю, что нужно вернуться, но вот куда? Да и точки ставить совсем не умею.

— Хочешь поставить точки?

— А разве не этим должны заканчиваться грустные истории?

Барт пошевелил длинной палкой угли в костре. Где-то далеко жалобно вскрикнул филин.

— Для тебя все только начинается, Полина, — загадочно ответил вождь сольвейгов.

А ночью мне приснился дом. Вернее, не сам дом, а Липецк. То ли я уже вернулась, то ли не уезжала. Во сне не было воспоминаний о Кире. Сон был темный, жуткий и чем-то смахивал на фильм ужасов.

Я иду по темному коридору штаба охотников. Шаги гулко отдаются эхом в пустом здании, помещение освещено лишь льющимся из окна светом уличных фонарей.

Я знаю, куда идти. Даже понимаю, что там увижу. Это заставляет спешить, и я перехожу на бег. Бегу, не глядя под ноги, спотыкаясь и путаясь в длинной юбке.

Дверь в зал заседаний распахнута настежь. Свет выключен, но на трибуне, что в прошлый раз неприятно холодила ладони, горят свечи. Их пламя танцует, колышется, то удлиняется, то приседает, рождая в мозгу ассоциации со Средневековьем…

Но нет, не только свечи всему виной — в нескольких метрах от трибуны, привязанный за руки к перекладине, висит человек. Покрытый ушибами и порезами, ослабленный и, кажется, без сознания. Голова опущена, вены на руках вздуты, мышцы напряжены из-за натяжения веревок.

Рядом стоит охотник. Я помню его — именно от него мы с Мирославом убежали в Венген. На его лице — удовлетворение и злорадство, а в руках… О боги, это чертовы щипцы или что-то типа того!

Охотник хватает пленника за волосы и запрокидывает голову назад.

— Ну что, нравится, тварь?

Тошнота подкатывает к горлу, я зажимаю рот рукой и непроизвольно отступаю назад. Но поздно — тот, кто прячется в тени, на притаившихся у стены креслах уже заметил меня. Он встает, улыбаясь, а от его улыбки леденеют лопатки.

— Привет, Кастелла, — говорит Мишель и поворачивает голову в сторону палача и жертвы. — Хорошо, что пришла. Наказание должно быть полным.

Я невольно следую за его взглядом, наполняюсь страхом и отчаянием — чувствами, о которых давно позабыла. И словно со стороны слышу собственный стон…

Кровь на лице, кровь на полу. И моя собственная кровь гулким пульсом стучит в висках.

Он смотрит на меня, не мигая — жертва и мой палач. И этот взгляд гораздо ужаснее всех пыток на свете. И мне вдруг становится до одури страшно, что этот взгляд погаснет.

— Так нужно делать с теми, кто причиняет боль, — говорит Мишель, подходит к Владу и сжимает его подбородок. — Судить. И казнить.

Палач тем временем меняет щипцы на нож — большой, с длинным блестящим лезвием. Он скользит плавно, оставляя глубокие, ровные порезы.

Сердце гулко стучит о ребра.

Кровь стекает на пол.

Пламя танцует, превращая улыбку древнего в зловещую гримасу.

Я проснулась на полу, тяжело и порывисто дыша. Безбожно ныл ушибленный локоть. Лоб покрыла противная холодная испарина.

— Твою мать! — выругалась я и закрыла лицо ладонями.

— What's wrong? — Люсия подскочила и протянула руку, стараясь меня нащупать.

Я поймала ее ладонь и вздохнула:

— Прошлое, чтоб его…

Глава 4. Ультиматум

— Уверена? — Ира присела на кровать и положила ладонь поверх моей сумки, словно я могла схватить ее и выбежать из квартиры, не попрощавшись.