Хозяин видений

— Я видеть! — перебила Люсия, приставив указательный палец ко лбу. — Жить с тобой каждую ночь. Плакать с тобой. Нас связать боги. — Она вздохнула. — Но ты понимать, что главное — выжить. Есть цель. Ты, я, все мы.

— Возможно… Ты видела, что меня ждет? Если уйду от вас?

Она улыбнулась. Темно-серые глаза расширились от радости, и девушка кивнула:

— Там тебя ждать кто-то. Ты изменить его, он изменить тебя.

— Меня там никто не ждать, — передразнила я ее и рассмеялась. — Кроме Глеба.

— Твой вождь ждать тебя, — подмигнула она, тут же испортив мне настроение. Наверное, я не готова отпускать. Потому что воспоминания о Владе кололись до крови, бередили покрытые коркой раны и невероятно раздражали.

— Мужчины считать, они главные, — внезапно посерьезнев, произнесла Люсия. — Твои мужчины зависеть от тебя. Меняться. Так кто главный?

— Я не хочу быть главной, — вздохнула я. — Просто хочу, чтоб меня оставили в покое.

— Покой не для сольвейг, — улыбнулась она. — Сольвейг — всегда проблема.

— Наверное, так и есть, — согласилась я.

Следующие несколько недель прошли бурно. Днем я полностью выматывалась, помогая женщинам по хозяйству, а вечерами мы с Люсией сидели в ее палатке, держась за руки, и учились общаться без слов. Тогда мне казалось, я растворяюсь в ее больших серых глазах, проникаю в нее, а она проникает в меня. И когда она была во мне, то вычерпывала боль пригоршнями — методично и постепенно освобождаю душу, наполняя ее светом, спокойствием, умиротворением.

Иногда я говорила с Бартом, и он поведал мне легенды о первом сольвейге — сыне Лив и Гарди. Словно он, как и Первые, живет вечно и присматривает за нами из миров, вход в которые закрыт для смертных. И будто бы для каждого из нас у него есть миссия, которую он записывает в книгу предсказаний, что хранится у Арендрейта — первого жреца первого племени хищных, ар.

Барт иногда листает эту книгу во сне — в день, когда узнает о каждом из нас. К нему является Гуди — первый сольвейг и вещает о вновь найденном ребенке с помощью книги.

По воскресеньям мы с Бартом заходили глубоко в лес — в чащу, и он тренировал меня. Заставлял собирать кен в ладонях и выплескивать его так, чтобы ни капли не потерять. Чтобы все, что выходит из жилы, достигало цели. В другие дни я тренировалась одна или с Дэном, который часто нас навещал.

Ежедневные тренировки оказались не напрасными — от решения ударить до самого действа проходило несколько секунд, а не минут, как раньше. Била я метко — четко попадала в дерево с расстояния нескольких метров. И каждый удар не опустошал меня настолько, как раньше.

Рядом с сольвейгами я стала сильнее — не только морально, но и физически.

А однажды ночью меня разбудил Дэн, приставил указательный палец к губам, призывая на будить Люсию, и указал на выход.

— Что случилось? — спросила я, вылезая из палатки и натягивая куртку.

На небе яркими бусинами горели звезды. Вершины елок треугольными тенями украшали полотно цвета индиго. Вокруг звенела тишина — вливалась в уши, наполняла мозг и расслабляла.

— Идем, цивилизация ждет, — туманно ответил Дэн и взял меня за руку. — Пора познакомить тебя с парочкой ясновидцев.

Такие перемещения всегда молниеносны, но благодаря Мирославу, я немного привыкла к ним.

— Где мы? — по привычке шепотом спросила я и осмотрелась.

Мы стояли на тротуаре у небольшого одноэтажного домика среди других таких же. Проселочная дорога сворачивала влево и исчезала за поворотом, освещаемая ярким светом фонарей. Снега не было, асфальт был сухим, а тротуар засыпали пожухлые от холода листья.

— Мышецкое, — махнул головой Дэн, приказывая следовать за ним. Открыл ярко-синюю, не так давно покрашенную калитку, ведущую во двор. — Подмосковье.

Калитка нервно скрипнула, возмущаясь. Словно не хотела его пускать. В соседнем дворе истошно залаяла собака. Дэн обернулся почти у порога.

— Ну, ты идешь?

От дома веяло неприятностями. Даже не так. Все внутри меня протестовало, противилось тому, чтобы я вошла. Сам дом виделся опасным. Но ведь со мной Дэн. Барт доверяет ему, а я доверяю Барту.

Я нерешительно вошла и аккуратно прикрыла калитку.

Краска на двери облущилась и выгорела. Железные перила покорежились ржавчиной. Казалось, тронь — и рассыплются. Дэн постучал три раза — каким-то особым стуком. Один длинный, два коротких. Азбука Морзе? Условный сигнал?

На небольшой веранде зажегся свет, а через секунду нам открыла женщина лет пятидесяти. Недобро зыркнула на Дэна, подозрительно покосилась на меня и буркнула:

— Деньги вперед.

Дэн нырнул во внутренний карман куртки и вытащил стодолларовую бумажку. Женщина еще раз посмотрела на меня — теперь уже оценивающе — взяла купюру и кивнула.

— Входите.

В доме было грязно. Разуться нас не просили, да и я бы побрезговала. Даже живя столько с сольвейгами, к чистоте относилась трепетно, а тут она была явно не в почете: затоптанный грязью пол, гора немытой посуды в алюминиевом тазу на табуретке, окурки на полу.