Вот она — моя семья. Настоящая. Живущая странной жизнью отшельников, безумно позитивная и дружная. Место, где я не чувствую себя изгоем.
Почему же именно здесь я явно ощутила, как ноет в груди, выворачивает кишки тоска по людям, которые остались там, во внешнем мире? В том мире мне не место. Там боль и предательство. Там осталось прошлое, едва не сломавшее меня…
Почему именно здесь — где связь с тем миром истончилась, рискуя порваться навсегда — мне так не хочется его отпускать?
Дэн поставил тарелку на снег и поднялся на ноги, отвлекая меня от меланхоличных размышлений. Лицо его стало серьезным, сосредоточенным, а в голосе явно читалось тепло, когда он сказал:
— Барт вернулся.
Я повернула голову — на поляне, с той стороны, откуда появились мы, из-за елок вышла компания из пяти мужчин. Они были одеты в фуфайки, а за спинами на кожаных ремнях у них висели охотничьи ружья.
Впереди странной делегации стоял раскрасневшийся Барт в черной вязаной шапке набекрень. Он улыбнулся и бросил на снег холщовый мешок.
— Думал, вы будете позже. — Посмотрел на меня ласково и добавил: — Добро пожаловать домой, Полина.
В мешке оказались зайцы. Мертвые, серые, со склоненной набок головой и испачканной в крови шкуркой. Я поморщилась, когда Юлий доставал их и передавал Люсии. Барт же, не обращая внимания на мое замешательство, подошел и обнял за плечи.
— Освоилась?
— Немного. Тут все так… естественно.
— И неудобно, — кивнул он. — Особенно для привыкших к благам цивилизации.
— Ты поэтому говорил, что мне не суждено здесь жить?
— Поэтому тоже. Но не только. Идем, нам нужно о многом поговорить.
Барт увлек меня к самой большой, темно-синей палатке недалеко от костра. Скорее это была даже не палатка, а шатер — высокий, просторный и на удивление теплый внутри. Тепло давал современный керосиновый обогреватель, похожий на тот, рекламу которого я видела недавно по телеку в какой-то передаче для туристов.
— Условия жизни у нас не сахар, но мы привыкли, — сказал вождь сольвейгов, снимая коричневые вязаные перчатки и бросая их на «кровать». — Есть хочешь?
Я помотала головой.
— Меня покормили.
Осмотрелась. Две раскладушки, накрытые пуховыми одеялами, раскладной столик между ними, на котором стояла тарелка с печеньем и две чашки. В одной — недопитый чай «Липтон». Современненько…
— Мы уже месяц в Сибири. — Барт снял шапку, фуфайку и аккуратно положил их рядом с перчатками. Сам присел и указал мне на вторую раскладушку. Я послушно опустилась на нее. — Как ты, наверное, уже поняла, сольвейги кочуют.
— Из-за Альрика?
— Из-за него тоже. — Он поморщился. — Кому охота попасться в руки к сумасшедшему древнему экспериментатору? Слыхал я о его опытах…
— Да уж, — пробормотала я.
В шатре я быстро согрелась, поэтому тоже сняла куртку и сложила на коленях.
— То, что произошло с тобой, ужасно. Надеюсь, что смогу помочь, облегчить боль. Мы умеем это — помогать друг другу. Лечим души.
— Здесь спокойно, ты не врал, — призналась я. — Но я не дома.
— Дом — это не место, Полина. Дом всегда там, где душа, как бы пафосно это ни звучало.
— Я не смогу жить с атли, — сердито сказала я. — Ты можешь оправдывать Влада сколько влезет, но я не считаю его поступок правильным. Нельзя ломать людей. Калечить. Ради чего? Ради выживания?
— Некоторые люди формируют нас вовсе не для себя. Это стоит принять. История с драугром многому научит тебя. Опыт — большая ценность, и нужно быть за него благодарным.
— Возможно, это мудро — благодарить за боль, изменившую тебя. Но тогда выходит, что я не мудра.
— Я не тот, кто будет учить тебя прощать, — улыбнулся Барт, откидывая назад прилипшую ко лбу темную прядь. Его волосы растрепались и волнами обрамляли лицо, делая вождя сольвейгов похожим на Торина Дубощита. — Но у меня есть, чему тебя научить. Например, использовать свои способности, не теряя так много кена. Общаться с ясновидцами без дикого желания выпить их. Связываться со мной и Люсией, когда нужна будет помощь. Если вдруг решишь остаться во внешнем мире.
— Ценные умения, — согласилась я. — Но зачем помогать, если я уйду?
— Не все в этом мире продается и покупается, — напутственно изрек Барт. — Все вы дороги мне, каждого из вас я чувствую, но к тебе… — Он вздохнул и прикрыл глаза, словно то, что он скажет, будет роковым для нас обоих. — К тебе у меня особое чувство. Твоя судьба не будет простой — так сказано в книге. Но посмотри, сколько ты прошла, сколько пережила, и вот сидишь тут, говоришь со мной и ощущаешь себя нормальной. Ты выжила. Не сломалась. Полюби себя, Полина. Полюби себя сильную — ту, которой являешься. И увидишь, как все изменится.
— Попробую… — хрипло прошептала я, только теперь осознавая, что плачу.