Я даже облизнулся, до того отчётливым было внезапное видение — господин директор падает под ударом стального прута, и я бью его по голове, бью, пока пол не оказывается залит мозгами… А потом хоть и в плазмотрон. Карьера? А зачем мне она? И зачем мне такая жизнь?
Пора наконец признаться самому себе — я дефектный. Говорят, таких тоже немало, тех, кто не ценит жизнь. Обычно они кончают скверно. Этот мир безжалостно отсекает лишних, тех, кто так или иначе не соответствует своему предназначению.
«Подойди к зеркалу», — шелестит в голове бесплотный голос. Ну вот… Похоже, всё. С ума сходят многие, почему не я?
«Это не сумасшествие. Подойди к зеркалу».
Я ещё некоторое время лежу, потом тихо встаю и иду в туалет, отгороженный ширмой. Дневальный кемарит на ввинченном в пол табурете. Если сейчас рявкнуть с металлом в голосе «Спишь, ничтожный?!», он наверняка повалится ниц и оттопырит зад. То-то смеху… Обычное развлечение воспитанников, кстати.
— А? Что? — вскидывается дневальный.
— Да тихо, я это, я.
— А-а…
Я захожу в загородку. Вообще-то по идее тут должна стоять специальная кабинка, но обошлись простой загородкой, пластиковой ширмой на вмазанных в бетонный пол железных стойках. И зеркало на стене тусклое, в пятнах…
Я вздрагиваю. Оттуда, из глубины зеркала, на меня моими глазами смотрит чужой
.«Значит, тебе не нужна такая жизнь, Малыш?»
Я снова вздрагиваю. Ещё никто и никогда не называл меня по имени. Только по номеру. Если кто-то из воспитанников рискнёт назвать другого каким-либо именем, его из экзекуторской вынесут… Потому что имя могут носить только Бессмертные.
Нет, было. Очень давно, меня звал так один… Он был неправ и поплатился.
«Ты не ответил, Малыш».
Тёмные глаза из зазеркалья смотрят требовательно и печально.
«Я отвечу. Нет, мне не нужна такая жизнь».
Я отключаю мнемозапись одновременно с прибором — подавителем телепатии. Уфф… На голову словно обруч набили, как на бочку.
Ну вот и есть ещё один будущий боец в наших рядах. Или не боец? Будущее покажет… Во всяком случае, сейчас он немногого стоит. Какие возможности у зэка в колонии усиленного режима? Кстати, вот интересно — если у них так детей содержат, то как обращаются с настоящими преступниками?
Ерунда это. Суют в плазмотрон, и точка. Здешняя родина-мать щедро пускает в расход своих сынов, потому как их триста миллиардов, и стоимость их воспроизводства в инкубаторах ненамного больше стоимости израсходованной каши. Чего жалеть? Во всяком случае, с неживыми роботами на Оплоте обращаются куда бережнее, поскольку те дороже.
Однако как гудит голова. Я массирую виски, морщась. Проклятый прибор… Одно хорошо — моя дочь никогда не увидит и не почувствует того, что вынужден видеть я. По крайней мере, пока не станет взрослой.
Я сжимаю губы в нитку. Когда она станет взрослой, ничего этого быть не должно. Вот так вот!
Глава 28. Совсем неожиданные союзники
— Аора летала высоко-высоко…
— Верно, доча.