Ирочка откусывает от дикого фрукта, жуёт, чуть морщась. Мы сидим на земле, подстелив охапки свежесорванных листьев местной пальмы. Перед нами расстелен большой овальный лист «скатерть-дерева», на котором лежит горка разных фруктов и прочей зелени. Имеется даже дюжина мелких орехов, немного крупнее грецкого.
Как я уже уяснил, носить в тюрьму продуктовые передачки моя ненаглядная и не помышляет, а равно и тёплые вещи…
Ирочка фыркает, уловив мои размышления.
«У меня сейчас другие задачи. Как и у тебя, кстати. Да, вот посуду и прочее придётся-таки притащить тебе».
— Рома, если будешь искать яйца, учти: брать их из гнёзд можно только в отсутствие хозяев, — Ирочка смачно уплетает скудный тюремный завтрак. — И не все, одно-два оставляй. Ну, примерно как человеческие домохозяйки обирают своих домашних кур… Иначе бросят гнездо, и вообще можешь распугать. Улетят на другой остров.
— Понял, — я энергично жую жёсткий водянистый овощ, названия которого не знает даже моя жена. — А насекомых как ловить?
Ирочка смешливо фыркает, кося глазом.
— Ну, я надеюсь, до этого не дойдёт. Остров достаточно велик, и прокормиться можно вполне.
— Тут даже родник есть, и водоёмчик при нём, — хвастаюсь я. Ирочка хмыкает.
— Положим, родник этот наверняка искусственный. Где бы на таком островке взяться столь мощному естественному ключу… Система жизнеобеспечения.
Она грустнеет.
— Там не только опреснитель да очиститель воды. Там ещё этот ужасный подавитель телепатии. Мне всё время хочется потрясти головой, настолько мерзкое ощущение.
— Говорят, к этому привыкают…
Её глаза становятся жёсткими.
— Извини, Рома. Ты намерен тут задержаться? На сколько годков, если не секрет?
Я перестаю жевать.
— Я весь внимание. Что я должен делать?
Она смотрит на меня с изумлением.
— Это ТЫ спрашиваешь у меня? Бороться! Ты не преступник, муж мой, ты герой! И ты обязан, слышишь, ты просто обязан доказать свою правоту!
Я чувствую, насколько разгневана моя ненаглядная, и немедленно обнимаю её, зарываясь носом в волосы. Проверенный приём, способный погасить ненужные отрицательные эмоции.
«Ты не злись на меня понапрасну. Лучше давай обсудим…»
— Говори вслух, Рома, — она уже успокаивается. — А то тут из-за этого мерзкого прибора все мыслеобразы искажаются.
Ирочка выбирается из моих объятий.
— Разумеется, ты никогда не интересовался нашими судебными кодексами. Да и я, если откровенно, тоже — ни к чему было… Сейчас самое время, мы должны досконально знать наши права.
Изоляция бывает очень и очень разная, Рома. Крайняя степень изоляции — абсолютная и пожизненная — по сути, равнозначна смертной казни и служит ей заменой, если осуждённый на смерть пожелает этого. Преступник не имеет никакой связи с внешним миром, и судебный исполнитель посетит такого «умершего заживо» только тогда, когда прибор в системе охраны и жизнеобеспечения зафиксирует остановку сердца осуждённого. Сколько лет протянет преступник, его проблемы. Но такая крайняя мера давно не применяется. Собственно, никто уже не помнит, когда выносился последний смертный приговор.
Следующая степень — строгая изоляция. Она является обычным наказанием за убийство. Осуждённый имеет право на пользование общей информационной сетью, разумеется, только на приём. Раз в двадцать лет он имеет возможность подать апелляцию. Вот только апелляция нечасто удовлетворяется с первого раза. Разве что если убийство неумышленное, скажем, по преступной небрежности. Комиссия исследует образ мыслей осуждённого, глубину раскаяния и прочее. Но гораздо чаще апелляция отклоняется даже со второго захода… Особенно если убийство было преднамеренное.
Её глаза чуть мерцают в густой тени.
— А до третьей мало кто доживает. Обычно за шестьдесят лет происходят необратимые изменения в психике, и изгнанник часто сам призывает свою смерть. Или вообще сходит с ума. А некоторые, я слышала, отказываются подавать третью апелляцию. Привыкают… Впрочем, много ли их нынче, осуждённых на строгую изоляцию? По пальцам пересчитать.
Ну а обычная изоляция — это то, что мы сейчас имеем. Эта мера пресечения применяется к тем, кто может представлять угрозу обществу, когда обычное увольнение не гарантирует прекращение общественно опасной деятельности. Суд должен ежегодно продлять меру пресечения, в противном случае судебное решение автоматически теряет силу. И что важно особенно — если нет особого решения суда, заключённый имеет право на неограниченное пользование информационной сетью, и не только общей, но также спецфайлами и спецпрограммами. Плюс любое количество посетителей в любое время. Уяснил?
Я усиленно соображаю, переваривая полученную информацию.
— Неограниченное пользование информационной сетью… Так значит, я могу работать?
— Не можешь. Должен. Должен подготовиться и сделать то, что должен. Хотя это и будет непросто. Твоё дело рассматривает не местный суд, а Верховный. Поэтому до суда пройдёт месяца два — там полно важных дел. Сейчас это на руку. Два наших месяца — это достаточно много.
Она смотрит мне прямо в глаза.