Впрочем, комбинезон — ерунда. Самое скверное — это вживлённый датчик-микрочип. С его помощью можно отыскать данного номерного в два счёта, где бы он ни находился. Таков порядок с древнейших времён. Хотя… Ещё в воспиталище для высших разрядов болтали, что в древние времена приборчики контроля имели вид крохотных коробочек в кармане комбинезона… Впрочем, кто может знать точно? Сведения из древней истории Оплота доступны лишь Бессмертным, Носящим имя…
Однако этот Голос прав. Это двенадцатизначным не обмануть примитивный датчик. Я выдвигаю ящик стола, достаю небольшой изящный прибор, легко умещающийся в ладони. Приложить ко лбу и нажать кнопку, всего и делов… Датчик необратимо выйдет из строя. Разумеется, спустя несколько минут должны появиться Санитары, чтобы выяснить — что такое случилось с Пятьсот двадцать пятым? Пожалуй, даже не одни Санитары, а и Особая служба. Фигура немалая, трёхзначный, главный инженер гигантской стройки…
— Мой господин, здесь Семь тысяч сто восьмидесятый. Я на месте.
— Хорошо.
Мне почему-то очень хочется попрощаться с Семь тысяч сто восьмидесятым. Почему? Какой смысл тратить слова на коллегу, которого больше никогда не увидишь?
— Прощай, Пятьсот двадцать пятый, — скрипит интерком.
Тяжкий удар потрясает здание, бетон стены змеится трещинами. Спохватившись, я прикладываю прибор ко лбу и нажимаю кнопку. Всё. Отныне я официальный покойник…
Гул и треск чудовищного пожара нарастают, слышатся скрежещущие вопли. Уже спускаясь по лестничным маршам аварийного выхода, я вижу спину какого-то улепётывающего работничка. Момент донельзя подходящий, тут Голос прав — сейчас вряд ли кто обратит внимание хоть и на самого Повелителя Вселенной. Ага, а вот и люк!
Крышка люка с лязгом захлопывается над головой, отсекая меня от мира живых. Зажав в зубах пальчиковый фонарик, я спускаюсь по стальным скобам, уже чуть тронутым ржавчиной. Этот технологический тоннель проходит очень глубоко, ниже уровня заглубления самого реактора. Если корпус-стакан выдержал, горящий натрий на этот горизонт не проникнет… А если нет? Что ж, тогда я пойду вслед за Семь тысяч сто восьмидесятым.
И снова внутри у меня шевелится какое-то новое, незнакомое ранее чувство. Мир тебе, Семь тысяч сто восьмидесятый. Я тебя… как это… ну… забыл…
«Я знал, что в вашем мире нет слова…» — шелестит в голове бесплотный голос. — «Но то, что уже почти никто не помнит слова «я тебя уважаю»… Как же вы намеревались жить дальше, существа, именующие себя Истинно Разумными?»