Хозяин Вселенной

Упругая непроницаемая оболочка воздушного шара отбрасывает меня назад, я лечу турманом, беспорядочно хлопая крыльями… Выравниваюсь, разворачиваюсь и снова иду на таран.

«Папа… папа… папа…»

Бесплотный шелестящий зов, сочащийся ниоткуда, доводит меня до исступления.

«Я здесь!»

Удар! Упругая стенка отбрасывает меня холодно и бесстрастно.

«Папа… папа…»

«Доча!!!»

Удар! Наверное, против такого удара не устояла бы и вольфрамовая бронеплита «зелёных». Но упругая стенка шара выдерживает без малейшего ущерба, и я снова лечу турманом. Всё, я иссяк…

Я просыпаюсь разом, будто выныриваю из омута. Молнии полосуют небо, выхватывая из темноты стеклянную стену дождя, рушащуюся с небес. Однако… Эти почти еженощные грозы вкупе с мерзким подавителем телепатии так и норовят свести меня с ума.

Серебряный тросик громоотвода, которым я оплёл верхушку дерева, спустив другой конец наземь и прикопав его, надёжно защищает от прямого удара молнии. Однако делает мою обитель ещё более привлекательной для небесных разрядов, и без того питающих слабость к особо высоким деревьям. Вот, пожалуйста… Будь я не ангелом-биоморфом, а простым человеком, подобная побудка вполне могла бы вызвать устойчивое заикание вкупе с энурезом.

Ладно, всё равно сон улетел. Не заняться ли делом под плеск ночного дождя? Тем более, заняться мне определённо есть чем.

Я зажигаю виртуальный экран, уменьшаю его размеры до подходящих — не особо-то просторно в спальной нише — и нахожу нужные файлы. Ну-с, приступим…

Задача номер раз — определить процент живых на кладбище. Сказать, что это очень трудная задача, значит ничего не сказать. Откровенно говоря, я пока даже не знаю, с какого конца взяться. Однако сделать это необходимо, поскольку пара-тройка увиденных мной (к тому же один давно умерший) на суде будут выглядеть крайне неубедительно. Да хоть тридцать! Всё равно в масштабах планеты это ничто…

Задача номер два — определить распределение этих ещё живых в пределах социальной лестницы. Если даже окажется, что процент не совсем умерших не так уж мал, но все они без исключения находятся в положении безграмотных низших разрядов, всё очень плохо. Разумеется, потенциальный талант будет стремиться к реализации, но всему есть предел. Возможно, Эйнштейн и пробился бы, будучи воспитанником церковного сиротского приюта, но вот пробился ли бы он из папуасской хижины, затерянной в джунглях? А если бы его воспитала стая волков, как Маугли, он уже точно чесался бы задней лапой за ухом и не помышлял ни о каких теориях относительности. Где проходит граница, до которой врождённый талант ещё в состоянии проломить бетон навязанного невежества?

Задача номер три — а вообще возможно ли разрушить их жуткую пирамиду рабов без тотальной гибели? Если проще — как они будут жить без своего драгоценного Повелителя и его сатрапов, Носящих имя? «Темницы рухнут, и свобода нас встретит радостно у входа…» Нда… Первое, что сделает рядовой двенадцатизначный, получивший полную свободу, это шваркнет по черепу своего бывшего начальника. Следующими, вполне вероятно, будут кое-кто из коллег… Ну и понеслось. Триста миллиардов бывших рабов — это не шутка. Это будет куда как похлеще Великой и Страшной революции, учинённой некогда на моей прародине.

Задача номер четыре… Нет, это у меня уже мания величия. Решить бы задачу номер раз для начала.

Некоторое время я тупо таращусь на экран. Столбчатые диаграммы и трёхмерные графики повергают меня в глубокое уныние. Возможно, наши бравые аналитики и сумели бы извлечь из всего этого нечто связное…

Я криво усмехаюсь. Не стоит упрощать. «Задача номер раз», это конечно… Но про «задачу номер ноль» я стараюсь не вспоминать даже наедине с собой. Поскольку такие сомнения могут и сломать.

У «зелёных» нет женщин, уже много поколений нет. Какая может быть в таком случае любовь? Вот именно…

Между тем стихия понемногу утрачивает свою ярость — гром уже не бьёт по ушам, а мягко рокочет в отдалении, и Ниагарский водопад плавно переходит в нормальный дождь. Плещущий, монотонный шум дождя успокаивает, мои веки тяжелеют… Ладно… Утро вечера мудренее…

Я гашу монитор, укладываюсь в нише, укрывшись крылом. Закрываю глаза, и глубокая бархатная чернота окутывает меня. Никаких цветных пятен.

Мягкий курлычущий звук, отдалённо похожий на тот, что издают журавлиные стаи на далёкой-далёкой Земле, улетая на юг… Странно… Откуда здесь в Раю журавли, не иначе, генетики балуются…

Сон слетает с меня разом. Прямо в воздухе мерцает огненная надпись: «экстренный вызов». А ну, видеосвязь!

Надпись гаснет, и вместо неё на самом краю летка возникает изображение папы Уэфа. Круг коврового покрытия, на котором он восседает, висит прямо в воздухе, отчего Уэф чем-то напоминает персонажа восточных сказок на ковре-самолёте.

— Ну здравствуй, Рома.

— Здравствуй, папа.

Уэф морщится, прислушиваясь к своим ощущениям.

— Отвратительная мыслепередача… У тебя голова от неё не болит, Рома?

Я слабо улыбаюсь.

— Если бы это было главной проблемой… Есть масса других поводов для головной боли.

— Нда… — качает головой Уэф. — Что намерен делать?