А вот у моей дочери излучать оптимизм не получается. Совсем плохо выходит. Не умеют ангельские дети притворяться. Она тоже говорит по-русски, но улыбка бледная, едва заметная, а уж глаза... в её глаза мне сейчас лучше не смотреть.
И даже обе летучие сони, по обыкновению явившиеся к трапезе, ведут себя на удивление скромно. Зверюшкам не дано понять, что именно произошло, но звериное чутьё безошибочно подсказывает им – в дом пришла беда.
Держать меня в клинике доктора не стали, справедливо полагая, что в домашних условиях шансов на скорейшее выздоровление у меня много больше. Одно общение с Ирочкой и Мауной чего стоит... Да и другая родня не пустой звук.
Уже в тот день я всё же узнал-вспомнил маму Машу и папу Уэфа. Но ни тот, ни другой не испытали по этому повода излишнего энтузиазма. И вообще, моя память ныне напоминает губку с многочисленными пустотами. "Тут помню, тут не помню"... И местная медицина пока беспомощно хлопает крыльями. Медицину можно понять – биоморф зверь настолько редкий, и как его лечить...
– Ну, давайте-ка ложиться спать, – Ирочка убирает со стола, Мауна ей помогает. – Не кисни, Рома! Всё будет хорошо. Правда, Мауна?
– Да, мама... – тихо отвечает дочь. Или это не ответ, а вопрос?
Робот-"домовой" уже убирает столик, смешно топоча коротенькими гофрированными ножками. Странно, вот "домового" я помню, а Ирочкиного брата нет. И встречавших меня в холле клиники я не помню. Это Ирочка мне сказала, что сэнсэя зовут Цанг, а свирку Динна. Собственно, я смутно помню даже, что такое сэнсэй... у меня это слово почему-то ассоциируется с пожилым японцем в кимоно.
– Спокойной ночи, папа. Мама, спокойной ночи, – Мауна уходит к себе. Я ощущаю укол смутного беспокойства – мне помнится, раньше дочь говорила как-то иначе... Да, точно. Она всегда говорила "папа-мама", слитно. А не раздельно, как сейчас.
– Рома...
Она идёт ко мне, легко и осторожно ступая. Я невольно любуюсь – какая она красивая, моя Ирочка...
И отчаянно распахнутые глаза.
– Рома...
Лёгкий, как пёрышко, поцелуй. А вот и тягучий, крепкий. Моё тело реагирует вполне исправно – то, что нужно, поднимается. Тело моё абсолютно здорово...
– Нет, нет, нет!!! – сдавленно кричит она страшным полушёпотом. – Нет, я так не хочу!!!
"Ира, Ир..." – я глажу её, целую. – "Я знаю, ты сейчас слышишь все мои мысли. Это я глухой. Давай думать, как выбираться. Иначе ты рискуешь вместо мужа остаться с контуженным биоморфом"
Но она уже и так взяла себя в руки.
– Ты прав, Рома, – Ирочка зарывается носом в перья на сгибе моего крыла. – Надо думать. Надо очень крепко думать... Ладно, давай спать. Утро вечера мудренее.
Глава 51
Живая легенда
Цветные пятна извиваются, сплетаются, танцуют свой бесконечный таинственный танец. Вот вас я сразу узнал, ребята. Вы что-то хотите мне сказать? А я не слышу, вот беда-то... Последствия контузии...
Что-то вдруг меняется в мире. Что именно? Цветные пятна разом очищают поле зрения, разбегаясь, как испуганные котята. Я рывком распахиваю глаза.
Комната наполнена сиянием, струящимся ниоткуда. Ирочка стоит в позе, какой я ни разу ещё не видел – на коленях, умоляюще сцепив руки. А перед ней уже проявляется нечто радужное... впрочем, всё равно мне не описать словами, нечего и стараться.
– Ты права, Иолла, – внезапно раздаётся голос свыше – вернее, он звучит со всех сторон сразу. – Это очень опасно, замещение... Я попробую помочь вам. Но это лучше делать не здесь.
Что-то лопается в моей голове со стеклянным звоном, и сквозь нахлынувшую острую боль я говорю,
– Здравствуй, Радуга.
– Узнал... Уже не так плохо. Ждите меня возле Изумрудного ручья!
–...Как тут темно...
– Ну сели же...
Тучи, заволокшие здешнее небо, делают мрак под пологом леса почти непроглядным. Правда, многочисленные светлячки и светящиеся цветы всё-таки позволили нам с Ирочкой совершить посадку, однако даже для ангельского глаза чаша родника, выложенная изумрудами, кажется тёмным пятном, с почти неразличимыми деталями.
Мы прижимаемся друг к другу, как малые детишки. Нет, не то, чтобы страшно, а всё-таки боязно нам...
Золотистое сияние охватывает поляну, и прямо над изумрудной чашей родника возникает Радуга.
– Ну вот, здесь нам точно не помешают. Поскольку Рома сейчас способен воспринимать только звук, я буду говорить вслух.
Перед нами прямо в воздухе возникает объёмная картинка: красная и зелёная фигуры весьма сложной формы, сложенные вместе и отдалённо напоминающие грецкий орех, очищенный от скорлупы. Половинки ореха явно неравноценны – одна здорово изъедена червями...
– Ты верно уловил суть дела, Рома. Твоё янь сильно пострадало, и личность твоя сейчас по сути ущербна. Ваш так называемый "хранитель душ" довольно примитивен, поскольку слепо воссоздаёт мозговые структуры. Этого вполне достаточно для большинства первично-белковых разумных, поскольку их душа, как правило, жёстко связана с мозгом. Однако Всевидящий в момент выхода далеко не ограничивается собственной белковой оболочкой. Поэтому восстановлены не все файлы, если выражаться понятными тебе терминами.
– И что теперь? – холодею я.