Читаем Хозяин жизни – Этанол полностью

Хозяин дал ему и статус, определенную социальную позицию в нашем странном мире. Роль злого шута, которую он с успехом выполняет уже много лет, до седины в бородке, требует настоящего мужества. А тряпичный Лесин этим сугубо мужским качеством обделен. Но вот когда Хозяин оглушает кору головного мозга, оставляя только наиболее развитые центры – хотя и они страдают не меньше – и двоящийся мир пошатывается в тумане, вопить, хамить и оскорблять уже не страшно. Просто потому, что не получается адекватно оценить последующую расплату.

Веничка Ерофеев, печально известный автор повести «Москва-Петушки», второй, после Хозяина, кумир для Жени. Несчастный, по сути, мужик, который всю жизнь нес на себе груз своей сомнительной книжки, вряд ли бы обрадовался столь фанатичному поклоннику.

Интервью с Веничкой Ерофеевым – страшное зрелище. Дряблое испитое лицо некогда красивого мужчины, седые сальные волосы, зачесанные набок, прикрытая шарфиком дыра на месте гортани – рак, Хозяин не щадит своих рабов. Человеческий шлак, трясущийся на пороге вечности…

И паскудный интервьюер, сидящий напротив этой бедной развалины, задает вопросы. Паскудные вопросы…

– Все знают, что если ты не уважаешь человека, то и пить с ним не станешь. Так вот сколько и кому вы бы налили?

После послушного перечисления громыхающих литературных имен дошли они – истязатель и истязаемый – до Беллы Ахмадулиной. И Веничка с грустью прогудел в микрофон дешифратора – ей бы я не стал наливать, это очень вредно для здоровья…

Наверное, Ерофеев, получив за верную службу от Хозяина по полной, разъедаемый метастазами, пересмотрел свою несчастную рабскую жизнь. Да и роль своей книжки… наверняка он еще бы хотел писать, жить, радоваться и работать – но, когда переходишь точку возврата, Хозяин уже не дает ни единого шанса. Вполне возможно, что он хотел бы это сказать напоследок всем своим поклонникам – но это выбивалось бы за рамки, которые он сам себе создал. И корреспондент, не видя беспомощной тоски в глазах Ерофеева, продолжал издевательство…

Самое короткое, ясное и уничтожающее определение Ерофеевскому произведению было дано женщиной, далекой от литературных изысков – алкоголик едет в электричке. И все. Больше там ничего нет. Обрывки информации, гримасы извращенного бреда, путаница невнятных мыслей, мешанина образов… короче говоря, все, чем Хозяин щедро одаривает своих рабов. Но ведь это найти можно в любом переходе, на любом вокзале – если разбудить смердящего резкой кислятиной бомжа и послушать его речь. Ерофеев, до своего распада, был грамотным, интеллектуально развитым человеком – и только отсветы это настоящей личности можно разглядеть на страницах повести.

Она была написана на одном перегарном дыхании, за неделю во время запоя. Интеллигенция, в застойные времена самоуничтожающая себя в знак слабосильного протеста, приняла ее с восторгом. Теперь у пьющего стада общими стали не только трясущиеся руки и вожделенные муки похмелья – у них появился свой идеолог, своя Библия.

А любой неофит превосходит сам себя в восхвалении кумира – будь то книжка или идол. Как только после первой рюмки вынут лом, разваливающий кости черепа, наступает вдохновение – и какими глубокими кажутся слова о жалости к женщинам! Потому что они писают сидя…

Трезвому человеку алкогольный юмор непонятен. Трезвый может смеяться над пьяным – над его нелепостью, глупостью и несвязностью речи. Юмор алкоголика понятен только такому же…

В самом начале нашего знакомства и совместного служения Хозяину я еще не до конца растерял остатки здравого смысла. И при этом был настолько наивен, что верил в культуру пития и даже – смешно сказать – пытался ее пропагандировать. Эти жалкие попытки были вмиг смяты необузданностью Лесина. Цель пьянки – упасть и валяться в собственной блевотине, достигалась им быстро и почти что профессионально. Водка пилась стаканами. После нужной дозы у Лесина стекленела улыбка, потом он клевал носом и отключался.

Против закуски он восставал всем своим существом – и против еды как таковой, и против ее потребления.

Помню, он позвонил и пригласил на пьянку к Борисоглебскому. (Борис Бейлин, друг Лесина. Кличкой Женя не одарил только меня. У него есть Трехконечный, Жидовская морда…)

Я, зная, с кем имею дело, корректно спросил про закуску. В ответ, естественно, услышал – как грязи!! Порадовавшись предстоящему обильному застолью, как свою лепту я привез кусок мяса и, кажется, пару яблок…

То, что я увидел в квартире Бори – старая квартира, первый этаж панельной пятиэтажки, меня поразил пол с видимым уклоном – превзошло все ожидания. На столе стояла литровая бутыль водки. Сидели Боря и Женя. И возле каждого, помимо стакана, на развернутом фантике лежало по аккуратно откушенной конфетке…

Как ни смешно, но моя закуска была встречена весьма равнодушно. Как известно, еда забирает кайф.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже