Хозяин жизни и смерти

Трижды прав был Перси. Рою Уолтону ни за что бы не удалось всучить миру ВЫНАС. А вот Фиц-Моэм, продувная бестия, каких мало, просто гений в своем роде, это сделал. Размахивая руками перед публикой и неся несусветную чушь, он обманом и ничего не стоящими посулами заставил эту самую публику одобрить организацию ВЫНАСа прежде, чем до нее дошло, как ловко ее надули.

Это было самым подлым мошенничеством, но Фиц-Моэм прекрасно понимал, что только так и можно действовать в интересах всего человечества. Он поплатился жизнью, но добился своего: ВЫНАС возник, окреп, и деятельность его набирала обороты.

Чем больше Уолтон размышлял над этим, тем больше склонялся к мысли, что избрал неверный путь, пытаясь взывать к якобы свойственному людям благоразумию. Циничное определение человечества как «семи миллиардов недоумков», высказанное Перси в сердцах, было очень близко к истине, каким бы жестоким ни казалось. И, обращаясь к народу, Уолтон должен был апеллировать к глубинным, изначальным инстинктам, взывать не к разуму, а к подсознанию.

«По-видимому, – подумал он, – делать это надо было на уровне калейдоскопических образов, этой бесконечной круговерти разноцветных огней, главного развлечения безликой массы».

«Я еще достучусь до них, – пообещал себе Уолтон. – Нет и не может быть ни благородства, ни достоинства у людей, вынужденных жить в темноте и тесноте, как сельди в бочке. А поэтому я и буду обращаться с ними, как с сельдями, и, надеюсь, мне удастся превратить их в людей, которыми они могли бы быть, если бы располагали жизненным пространством».

Он поднялся, выключил свет и стал собираться домой. Интересно, приходилось ли покойному директору Фиц-Моэму испытывать подобные душевные кризисы, или эти истины были изначально ему известны?

Вероятнее всего, он родился с отменной интуицией. Фиц-Моэм был подлинным гением, своего рода сверхчеловеком. Но теперь Фиц-Моэма нет в живых, а тот, кому выпало продолжать его дело, отнюдь не гений. Он всего лишь простой человек.

В отчетах, которые начали поступать к следующему утру, все было так, как и предсказывал Перси.

Сильнее всех злобствовал «Ситизен». Под «заголовком» во всю полосу «КТО КОГО ДУРАЧИТ?» задавался чисто риторический вопрос: а что, собственно, хотел сладкоречивый директор ВЫНАСа поведать миру по всем каналам новостей вчера вечером? Сама редакция так ничего и не поняла, поскольку Уолтон, по ее мнению, «изъяснялся напыщенной прозой, умышленно выбранной, чтобы одурманить рядового обывателя», но пришла к выводу, что Уолтон затевает какой-то крупный сговор с дирнианами.

Мысль о сговоре с инопланетянами и предательстве интересов человечества преобладала в большинстве дешевых изданий:

За дымовой завесой из красивых слов Рой Уолтон, правящий ВЫНАСом, будто он уже царь в нем, а не всего лишь директор, прикрывает свое намерение отдать оптом, и притом за бесценок, целую планету зеленокожим.

Его вчерашняя речь состояла из одних трескучих фраз и представляет собой самую настоящую демагогию. Унылое лицо святоши и такие правильные слова, по его замыслу, должны были произвести впечатление и стать пропагандистским прикрытием неблаговидных поступков, но нас не проведешь, как и не одурачишь вас, наши дорогие читатели!

Видеокомментаторы оказались чуточку великодушнее, но не так, чтоб уж очень. Один из них выступил с призывом тщательно расследовать ситуацию, сложившуюся во взаимоотношениях между Землей и Дирной. Другому хотелось знать, почему это Уолтон, будучи всего лишь назначаемым должностным лицом, да еще и временно исполняющим обязанности, решил взять на себя проведение имеющих всемирно-историческое значение переговоров. Организацию Объединенных Наций, похоже, весьма мало беспокоило это, а представитель США даже выступил со страстной речью, утверждая, что налаживание нормальных отношений с Дирной – часть возложенных на Уолтона обязанностей.

Эта речь вызвала еще одну волну всеобщего гвалта. Редактор «Ситизена» в одном из более поздних выпусков спрашивал:

«Какими все-таки полномочиями наделен этот Уолтон? Он что, безраздельный повелитель всего нашего мира? А если это не так, то кто же все-таки он такой?» Этот удар попал в самую точку и оказался гораздо болезненнее, чем все остальные, которые пришлось выдержать Уолтону. Он уже и сам все больше начинал понимать, что обладает властью, которая по сути делает его всемирным диктатором, но пока даже самому себе боялся признаться в этом, и оттого так больно ему было слышать обвинения высказанные публично.

Он понял одно: попытка быть искренним и чистосердечным обернулась полным провалом. Мир привык к лицемерным уловкам и словесной мишуре, и когда предлагаемый товар существенно отличается от привычного, его начинают обуревать подозрения. Искренность и честность не ценятся на рынке политиканства. Открыто выступать перед толпой и обратившись непосредственно к ней, Уолтон возбудил подозрения в том, что он, наверное, что-то скрывает от посторонних глаз.