Хозяин Зоны

А ему казалось, будто он парит в воздухе и рассматривает откуда-то сверху залитую лунным светом красавицу Настю.

Между двумя холмиками ее маленьких аккуратных грудей лежал старинный серебряный медальон, подаренный им месяц назад, который носили у сердца его бабушка и мама.

Глава 18 Каменец-Подольская область, г. Шепетовка. Май 1938 г.

Какое же сегодня число? Его взяли семнадцатого апреля, а сегодня? А черт его знает, какое сегодня число… Почему держат? Чего ждут? Хуже, чем неизвестность, пытки нет. Как там дома? Последний раз он видел своих, когда в Изяславе его водили к следователю, чтобы заполнить анкету арестованного. А потом лейтенанта вызвали к начальнику, и тот молоденький сержант отвел его обратно в камеру. И все! О нем словно забыли… Зачем тогда было арестовывать? Первое мая точно прошло, слышно было, как недалеко шумела демонстрация, а затем был митинг. Кто-то что-то кричал, а что — разобрать было невозможно. Но это было уже давненько. Так какое же все-таки сегодня число? Все спуталось… Когда Гончара в камеру привели? Пожалуй, дней семь назад. А может, восемь?

— Леонтий Васильевич!

— Чего тебе, Тысевич?

— Какое сегодня число?

— Десятое. Или одиннадцатое… А что?

— Да просто так. Хочу посчитать, сколько меня держат здесь без допроса. Тебя когда взяли?

— Какая разница? — Гончар бросил на сокамерника подозрительный взгляд.

— Ну, не хочешь, не говори…

Гончар боялся сидеть в одной камере с Тысевичем. В голову приходили всякие мысли: а вдруг тот увидит в деле справку, которую он выдал лейтенанту? Черт его дернул написать, что Тысевич поддерживал связь с этим… как его… Загородним! Не написал бы, может, Тысевича и не держали бы. А теперь думай: вот узнает и ночью придушит! А что, он здоровый мужик, не пытанный еще…

Самого Гончара уже отметелили. Били так, что сутки отхаркивал кровь… А Тысевич ничего, целехонький… Несправедливо это, ведь его арестовали на две недели раньше! А ему уже, наверное, и почки отбили, мочился давеча кровью… А если Тысевич их человек? Подсадили в камеру, он и слушает, а потом тук-тук куда надо. Вон как все повернуться может… Надо с ним повежливее да поаккуратнее…

* * *

— Конвой, я приказывал на одиннадцать привести арестованного Тысевича.

— Уже пошли, сейчас доставят.

— Вечно ждать приходится…

— Товарищ сержант, да ведь столько работы! Поток сюда, поток обратно, принять арестованных, отправить в Каменец-Подольский… А штаты урезаны по самое, как говорится, не балуй… — Караульный отвечал почтительно, несмотря на то что перед ним был всего лишь сержант. Но этот сержант служил в госбезопасности, а с гэбэшниками лучше не связываться.

— Поплачь, старшина, поплачь. Будто я без работы сижу и мне больше делать нечего, как здесь каждую вражину ждать! Мне ведь зарплату платят не за ожидание, а за работу, за то, что я врагов народа ловлю! Во как! Старшина, ты понял? Народ нам зарплату платит, чтобы мы его охраняли!

— Понял, товарищ сержант…

— Понятливый ты, как я погляжу. Впрочем, это хорошо.

— А вот и вашего Тысевича ведут.

Громыхнула дверь, и в комнату для допросов втолкнули Николая Тысевича.

— Товарищ сержант! Задержанный Тысевич для допроса доставлен!

— Свободен, конвой…

— Есть.

Венька пристально смотрел на Тысевича, а тот уставился в пол, упрямо не поднимая головы, хотя и чувствовал на себе взгляд сержанта. Лейтенант предупреждал Веньку, что очень многое зависит от того, как начнешь допрос, как поставишь себя перед арестованным. Если арестант начнет бояться тебя с первой минуты, тогда можно рассчитывать на успех, а если нет, если почувствует слабину, то в этом случае ничего не остается, как закатывать рукава и внушать ему страх силой, что довольно хлопотно и утомительно.

Тысевич же в это время думал: «Ну вот, пришел и мой черед». Страха у него не было, чувствовалась только усталость от почти месячного ожидания первого допроса. Будут бить? Ну и что? Поляки в тюрьме тоже не по головке гладили, а все больше сапогами по ребрам. Что белые, что красные… все сволочи…

— Садитесь, Тысевич! Вам известно, что вы не просто задержаны, а являетесь обвиняемым?

— Не понял? А что, до этого меня ни в чем не обвиняли?

— Нет, до этого вас только подозревали, а теперь советский народ вас обвиняет в том, что вы являетесь польским шпионом. Ознакомьтесь.

Лейтенант пододвинул Тысевичу листок.