Хозяйственная история графини Ретель-Бор

Порыв холодного ветра проносится над речным берегом, и я начинаю дрожать. Да, я выжил в смертельной схватке, но остаться в живых и дальше — это будет гораздо труднее.

С трудом вспоминаю, что наёмников было гораздо больше по численности. Пятьдесят наёмников против десяти. И нападение случилось перед рассветом. Расслабились, решили, что раз война окончена — то беды ждать не стоит.

Сажусь и морщусь от боли. С губ невольно срывается стон.

Поднимаюсь на непослушные ноги, держусь руками за шершавый ствол дерева.

Прислоняюсь левым боком к дереву и выскребаю из носа, ушей и глаз грязь да засохшую кровь.

После снимаю кольчугу и остальную одежду, дабы оценить свои увечья.

Правый бок покрывают кровоподтёки — рёбра в синяках. Уверен, несколько из них сломаны. Но не рёбра волную меня, а глубокая рана, оставленная мечом. Полоса проложена от груди до бедра.

Заглядываю себе за плечо. Мне удаётся увидеть, что вся спина представляет собой сплошное кровавое месиво — изодранная и кровоточащая.

Со спиной поработал зазубренный топор.

Я чувствую невыносимую боль, но я должен терпеть и выбираться отсюда. Должен найти выживших после боя и помощь. Без целителя я долго не протяну. Значит, нужно спешить.

Меч неизвестно где. Из оружия у меня имеется лишь короткий клинок, припрятанный в голенище сапога.

Хоть какое-то оружие есть.

Но в любом случае перспектива удручает: я нахожусь в одиночестве посреди лесов и даже понятия не имею, где именно. Я не помню себя. Не помню и не знаю, куда нужно идти. Правда, можно пойти вдоль реки. Все реки текут на север, с гор к холодному морю. Значит, пойду на север. Почему-то туда тянет, а не на юг, высоко в горы.

Но меня ждёт впереди холод. Смертельный холод.

Если не просохну и не залечу раны, то на вторую ночь у меня руки и ноги почернеют от холода. И тело моё начнёт гнить кусок за куском, прежде чем я дойду до людей. Или же, я раньше сдохну от голода.

— Проклятье… — бормочу устало.

Но паники не испытываю. Ощущаю лишь сожаление и смятение. Не совсем приятно не знать о том, кто ты есть.

Вздыхаю и со стоном вновь одеваюсь. Мокрая одежда неохотно слушается.

Раны болят так, что впору орать и молить Инмария о скорой смерти. Но я терплю.

Я должен найти отряд. Есть надежда, что я выжил не один.

Но после долгого плутания по лесу, когда уже светило уходит в закат, наконец, я выхожу на лагерь.

Это мой лагерь.

И глядя на него, понимаю, что надежда только что рассыпалась пеплом и сгинула в небытие.

Смотрю на кровавое побоище и не могу сдержать эмоций. Падаю на колени и остервенело, вдавливаю пальцы в податливую землю, орошённую кровью моих боевых товарищей. В груди клокочет ярость, боль и горечь от подлой и недостойной смерти.

К моим слезам примешивается мелкий колючий дождь.

Под холодными брызгами высохшие волосы вновь прилипают к голове и лицу.

Прижимаюсь лбом к сырой земле и рычу, разрывая лёгкие и срывая голос. Пальцами вырываю комья грязи и до боли сжимаю руки в кулаки.

Поднимаю лицо и вновь гляжу на мёртвый лагерь.

Вот чёрный опалённый круг, где был разведён костёр, на котором варилась похлёбка. Угли, сучья и котёл втоптаны в землю.

Вся земля истоптана копытами разбежавшихся или уведённых наёмниками лошадей.

Вот большое поваленное дерево, на котором сидели мои товарищи и предавались грёзам о скорейшем возвращении домой, а теперь трое из них были повешены на высокой сосне со вспоротыми животами.

Я вижу разбросанные по поляне личные вещи — обрывки и обломки.

Ещё двое моих людей лежат сломанными куклами — изрубленные точно зверским мясником.

Бреду на непослушных ногах по поляне дальше и нахожу остальных.

Все мертвы.

Все зверки убиты.

Я тоже должен быть убит и мёртв.

Меня, как и остальных пытались изрубить в клочья, но вот незадача — я сорвался с обрыва и упал в реку, что вынесла меня далеко от лагеря.

Это-то меня и спасло.

Но я не чувствую радости. Меня начинает глодать вина — я жив, а мои товарищи нет.

Но не время предаваться печали и горю. Убийцы могут вернуться в любой момент. Я должен спешить. Должен уходить отсюда.

Но…

Также я должен предать тела убитых боевых товарищей огню.

Пусть у меня тело трясётся в агонии, горит и стонет, но тела своих людей так я не оставлю.

Среди обломков нахожу огниво и кремень. Нахожу флягу с водой и худой мешок с хлебом.

Снимаю с дерева тела.

Собираю ветви, складываю их в погребальный костёр. Мёртвых кладу друг с другом. Оружие вкладываю в холодные руки.

Высекаю искры и развожу костёр.

Долго гляжу, как огонь сначала с неохотой, а после уже жадно поглощает тех, кто ещё совсем недавно был жив.

Пока огонь освещает округу — я ищу оставшиеся целыми вещи. Всё, что может мне пригодиться. Походный мешок нахожу бесформенной кучей в кустах неподалеку. Его содержимое разбросано. Но я собираю и заталкиваю всё обратно.

Верёвка, кусок вяленого мяса, ещё один нож и тёплая шкура, покрытая въевшейся грязью.

Сгибаться больно. Перед глазами периодически темнеет. Голова идёт кругом, но я ещё держусь.

Не забываю и про котелок — мятый и почерневший. В нём мы отрядом варили еду и вместе ели из него…