Храбрые сердца однополчан

Теснимые советскими войсками, цепляясь за нашу землю, гитлеровцы, как мы знали, были способны на любое коварство. Болтовня геббельсовской пропаганды о канонах и принципах арийского воинства никак не увязывалась с тем, что вытворяли солдаты и офицеры в грязно-зеленых мундирах. Они жгли людские жилища, убивали женщин, детей, стариков, прикрывали отход своих подразделений «живым ограждением», выставляя на пути атакующих шеренги связанных советских людей…

Так же и тут: выбрали для корректировки артогня музейное строение, дорогое сердцу каждого советского человека.

В пору весенней распутицы наступление все-таки было приостановлено. Вынужденной передышке мы не обрадовались и просто отсиживаться в обороне не думали. Войска были охвачены боевым порывом, набрали силу, накопили опыт. Уж недалеко до нашей государственной границы, на которую всем хотелось выйти как можно скорее, чтобы свободно вздохнула Родина.

В это время, как мы узнали из приказа, в командование нашим фронтом вступил генерал армии А.И.Еременко. Членом Военного совета был назначен генерал-лейтенант В.Н.Богаткин, начальником штаба фронта - генерал-лейтенант Л.М.Сандалов. Были проведены и другие должностные перемещения.

В один из дней представился случай лично познакомиться с недавно назначенным на должность членом Военного совета 10-й гвардейской армии генерал-майором П.Ф.Ивановым. Объезжая войска, он побывал в нашем гвардейском полку. Беседуя с офицерами, сержантами, солдатами, говорил просто, убедительно, искренне. Он рассказал, что стратегическая инициатива на всех направлениях давно в наших руках, что противник отброшен на запад местами на 1300 - 1500 км, что великие этапы нашей борьбы, такие, как Сталинградская битва, Курская дуга, форсирование Днепра, уже за плечами, а впереди - новые победы.

Генерал прошел ходами сообщения, а где и ползком в окопы первой траншеи, наблюдал за действиями солдат, которые находились лицом к лицу с противником. Ему подали бинокль, и он долго рассматривал линию вражеской обороны. Все это он делал как-то очень привычно, что, наверное, свидетельствовало о его частых поездках на передний край.

Довольно долго задержался потом генерал в штабном блиндаже. Обстоятельно и по существу решаемых боевых дел беседовал с командиром полка, его заместителем по политчасти, начальником штаба. Пригласил на беседу и нас, комбатов (кто был свободен от боевой службы).

Когда генерал, тепло простившись с нами и пожелав дальнейших боевых успехов, уехал, начальник штаба полка воскликнул:

- Вы видели, как он знает обстановку? До полка включительно!

Нынешняя оборона отличалась от прежней своей активностью. Почти каждую ночь уходили во вражеский тыл наши разведчики, добывая ценные сведения. Каждый солдат ставил себе задачей: в течение дня выследить и убить нескольких фашистов. Предпринимались смелые вылазки и налеты силами мелких подразделений то здесь, то там. Словом, спокойного житья противнику в обороне не давали.

Артиллеристы время от времени обрушивали на жизненно важные узлы вражеской обороны сильные удары. Предвестницей большого наступления гремела канонада огневых налетов.

Наиболее меткие, разящие удары по противнику наносил дивизион, которым командовал майор Владимир Шувалов. В 62-м гвардейском артиллерийском полку это подразделение заслуженно считалось самым активным и боевым.

Шувалов со своими артразведчиками почти не отлучался с переднего края. Так он и жил у нас, в пехоте, к чему все уже привыкли. Нередко Шувалов выдвигался за передний край, на нейтральную полосу, выискивая цели для огневого налета.

Не только у нас, но и в расположении противника шуваловцы «заслужили авторитет». Дивизион причинял немцам немало бед, и они решили с ним побороться. Наверняка подобное единоборство оказалось бы гитлеровским артиллеристам не под силу, если бы не допустили грубую ошибку сами шуваловцы. Вдохновленные успехом своих действий, батарейцы перестали менять огневые позиции. Стрельба ведется не так уж часто - зачем, дескать, с места на место «переезжать»? Фашисты засекли позицию и убедились, что она неподвижна. Улучив момент, накрыли дивизион. Спасло шуваловцев только то, что они, оставаясь на месте, окопались хорошо. Окопы были вырыты в полный профиль и сослужили добрую службу нашим пушкарям.

Когда мой друг немного отдышался и вновь появился в окопах пехоты, мы с ним крепко поспорили. Как можно такому опытному артиллеристу пренебречь маневром? Зачем пошел на поводу у некоторых своих подчиненных офицеров, поленившихся несколько раз сменить огневые позиции? Припер я Володю логикой. Чувствуя, что крыть нечем, он отмахнулся от меня, пробурчав:

- Плохо слышу… До сих пор, понимаешь, звон в башке.

Он отошел, потирая уши. А свидетели нашего разговора добродушно посмеивались.