Читаем Храбрые сердца однополчан полностью

Вместе с фотокарточками однополчан хранится у меня немало писем от людей разных возрастов и профессий, адресованных командирам подразделений нашего гвардейского полка. Бывшие солдаты пишут откровенно, благодарят командиров за то, чему научили, в чем помогли, на что глаза открыли. Между строк искренних посланий почти в каждом из них утверждается, что вот наш командир - человек необыкновенный, что, дескать, хороших командиров много, а такой, как наш, - только один.

Большую радость доставляло мне, командиру полка, вручить кому-то из подчиненных заслуженную боевую награду. И волновался я при этом, наверное, больше самого именинника, торжественно произнося слова:

- От имени Президиума Верховного Совета СССР и командования…

Сердечно поздравляя однополчанина, по-братски обнимая его, я вспоминал, что знал об этом человеке, и с гордостью рассказывал о нем другим. В день награждения непременно, бывало, загляну в землянки такой-то роты, чтобы побеседовать с гвардейцами. Исполнить ритуал вручения ордена и сказать надлежащую речь перед строем полка в боевых условиях далеко не всегда удавалось. Разговор у нас обычно получался интересным и хорошим, по-моему, очень нужным. Как и мне самому, участникам беседы человек, удостоившийся ордена, открывался как-то по-новому: знали ведь его, в атаки вместе ходили, ели из одного котелка, спали в одном окопе, был он с нами рядом, ну совсем обыкновенный, а вот, оказывается, настоящий герой!

Так было, когда я вручал орден Красной Звезды командиру роты гвардии лейтенанту Михаилу Лазареву, молодому офицеру, с которым довелось пройти значительную часть боевого пути. В то время, осенью 1944 года, нам с Мишей было по двадцати одному году. Новый орден засверкал на груди Лазарева, он прибавился к боевым наградам, полученным молодым ротным раньше.

В тот день и час в штабном блиндаже собрались офицеры, в основном те, которые были заняты там служебными делами. Вызвали с передовой награжденного.

- Товарищ гвардии майор, гвардии лейтенант Лазарев по вашему приказанию прибыл! - доложил он, войдя в наш блиндаж.

Присутствующие офицеры вытянулись, залегла тишина. Лазарев догадался, что вызвали не для «накачки» (что тоже бывало), и его мальчишеское лицо начало проясняться улыбкой. Стоял он перед нами в застиранной, полинялой гимнастерке, в такой же пилотке, подбитой ветром, с непременным спутником пехотного офицера на передовой - автоматом. В полумраке блиндажа кому-нибудь, не знакомому с ним, показался бы солдатом-первогодком. Но мы-то знали, каков он, этот паренек с лейтенантскими погонами на плечах!

Вручив правительственную награду, сказав при этом, что в таких случаях положено, я прикрепил орден к гимнастерке офицера.

Потом добавил, уже менее официально:

- Носи с достоинством. Бей врага еще крепче.

Он ответил:

- Служу Советскому Союзу!

Потянулись к нему руки, каждому хотелось поздравить боевого товарища с наградой. Послышались произносимые вполголоса грубовато-ласковые фразы: «Оставь место на груди - орденок-то не последний», «С кого-то сегодня причитается - русских обычаев никто не отменял», «Обмыть положено!…».

Лазарев благодарил за поздравления, за добрые слова. На шутки и он ответил шутливо. Раскрыв планшетку с картой, постучал ногтем по целлулоиду:

- Русский обычай исполню в этом вот городке, как только возьмем его. Там, по сведениям разведки, два пивзавода.

Минуты проявления чувств боевого братства длились, однако, недолго. Ими, между прочим, сумела воспользоваться фронтовой фотокорреспондент Галина Санько, появившаяся невесть откуда и заснявшая момент вручения награды. Телефонный звонок напомнил, что пора заканчивать своеобразный перерыв в боевой работе и приступать к дальнейшим неотложным делам. Мы с офицерами штаба опять склонились над картами и документами, лейтенант Лазарев, закинув автомат за плечо, пошел по траншее в расположение своей роты.

А мои мысли, занятые предстоящей боевой задачей, нет-нет да и возвращались к офицеру, побывавшему только что в блиндаже.

Об отваге гвардии лейтенанта в боевой обстановке можно было говорить лишь эпитетами превосходной степени - он проявил не однажды изумительную, самоотверженную, отчаянную храбрость.

Вспомнить хотя бы последний бой… Рота Лазарева поднимается в атаку, а над полем завывают пули противника. Другие наши подразделения залегли, обнимая землю-матушку… И первым вскочил на ноги, лихо взмахнув автоматом, конечно же сам лейтенант. Росточка он небольшого, а тут фигура его видится богатырской. Гвардейцы вскакивают вслед за ним, бегут, опережают его, и каждый старается прикрыть собой командира. В атаке равняются по передним - поднимаются, движутся решительным броском вперед и другие роты. А потом, когда уже овладели вражеской траншеей, кто-то говорил, прерывисто дыша: «Вишь как взбудоражила весь полк лазаревская атака!» И событие вполне достойно того, чтобы если не официально, то в солдатской молве присвоить ему наименование по фамилии храброго офицера - лазаревская атака.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука