Нередко приходится мне встречаться с политработниками, выступать на различных сборах, семинарах и собраниях. И когда после моего официального, что ли, выступления с трибуны у нас завязывается интересный и по-партийному прямой разговор - то ли с опытными начальниками политорганов, то ли с молодыми замполитами рот и батальонов, то ли с порывистыми комсомольскими работниками, - я вновь и вновь переживаю чувства, зародившиеся в душе моей во время фронтовой совместной боевой службы и жизни с политработниками. Самые лучшие, самые искренние чувства! Мужественные офицеры, умные советчики, способные организаторы, они были назначены в подразделения заместителями командиров по политчасти, а их по доброй памяти любовно называли комиссарами.
- Атака по моему сигналу. В правофланговую роту пойду я, а в левофланговую - мой комиссар!… - звучит в памяти голос комбата Боронина.
- Что-то не разберусь я, несправедливо получается… Пойду к нашему комиссару! - столь же ясно слышится обидчивая речь взводного Сизова.
- Такое письмо, такое письмо получил, братцы, из дому! - доносится радостно-ломкое солдатское восклицание. - Пойду-ка я покажу его комиссару.
К политработнику по любому делу - и с боевым распоряжением, и с жалобой, и за советом, и с письмом-треугольничком, которое никак не может поместиться в нагрудном кармане.
Откуда же они брались, где, в каких краях росли, такие необыкновенные люди, политработники? Из наших же офицеров, сержантов, из солдат назначались. Из училищ ускоренного типа прибывали. И разумеется, обыкновенные люди, из того же теста, что и весь фронтовой народ. Но уже само звание - политработник - ко многому обязывало, поднимало человека на высоту партийного представительства в подразделении и партийной ответственности. Наделенный большим доверием, окрыленный идеей правого дела, фронтовой политработник становился душой и совестью воинского коллектива.
Кто- то в разговоре заметил, что прибывший недавно в батальон замполит старший лейтенант Павел Шептунов «влился в строй». Не помню кто, но верно и метко выразился товарищ. Старший лейтенант именно «влился». Может быть, слово звучит несколько необычно, когда речь идет о человеке, но вместе с тем оно верное по смыслу. Чтобы стать неотъемлемой частицей коллектива, надо показать себя в деле, в бою.
Жизнь фронтовика, кем бы он ни был - рядовым солдатом или старшим начальником, часто обрывалась в ту минуту, когда начиналась очередная атака. У коммуниста же, тем более у партийного руководителя, как известно, есть высочайшее преимущество - он имеет право пойти в бой и погибнуть первым.
Замполит стрелкового батальона старший лейтенант Павел Шептунов - любимец всего личного состава полка, его хорошо знали и ценили в политотделе, о нем уважительно отзывался наш комдив А.Т.Стученко - геройски погиб на подступах к Ельне.
А сколько их, политработников, погибло на путях нашего дальнейшего наступления! Скольких мы оставили в братских могилах на околицах освобожденных городов и сел, под алыми звездочками сооруженных наскоро деревянных обелисков…
Храбрости, идейности, стойкости было не занимать им, нашим фронтовым замполитам. Но всегда меня восхищало их умение оказываться именно там, где всего нужнее, где в данный момент решается судьба боя. Это, по-видимому, первейшее организаторское качество политработника - верно определить точку приложения сил.
Как сейчас, помню: перед наступлением, когда мы с ротными командирами изучали полученную задачу, выбирали лучший вариант предстоящих боевых действий, в землянку втиснулся бочком (он был рослым парнем) Шептунов и положил перед комбатом тетрадный лист. Коротко пояснил:
- Список агитаторов.
Командирам, в том числе и мне, показалось, что замполит явился со своим списком некстати. Комбат пробормотал недовольно:
- Займись ты ими сам, Паша! Тут боевые дела планируем, а ты с агитаторами суешься…
Шептунов промолчал, но тетрадный листок с глаз комбата не убрал - так и оставил его лежать поверх карты. Майор отодвинул его в сторону, но замполит опять водворил на середину.
- Это имеет прямое отношение к боевым делам, - глухо молвил он вроде бы про себя.
Комбат сверкнул глазами в его сторону. Возражений майор не терпел вообще, а когда вот так горбился над картой, размышляя о завтрашней атаке, - к нему просто не подходи.
Замполит, однако, не смутился и не отступил. Достал из кармана кисет, и все потянулись к нему с бумажками - с куревом было тогда небогато. Когда, оторвавшись от карты, задымили самокрутками, Шептунов заговорил: