Читаем Храм полностью

Пол лег на спину и почувствовал, как свет упал на него. Он посмотрел прямо на солнце. Бахрома его ресниц черными тростинками окаймляла поток солнечных лучей. В этом неимоверно ярком свете меркли все слова, возникавшие в его настроенной на дневниковые записи голове. Казалось, солнечные лучи физически пронизывают его насквозь. У него возникло такое ощущение, что они впитывают в себя его мыслительные способности и, словно магнитом, притягивают его к самому солнцу. Он перестал быть личностью.

Он почувствовал, что между ним и солнцем упала тень, и, открыв глаза, увидел Эрнста.

— Пойдешь купаться?

— Да, наверно.

Когда они вошли в бассейн, Эрнст принялся озираться по сторонам, разглядывая всех подряд, особенно людей, отличавшихся красотой. Пол уже начинал стесняться окружавшей его со всех сторон наготы, а Эрнст шел себе вперед легкой походкой, внимательно озираясь вокруг, застенчиво улыбаясь.

Они миновали Вилли с Иоахимом. Вилли улыбнулся Полу и бросил Иоахиму мяч, развернувшись всем телом, точно вращающаяся в солнечном свете колонна. Иоахим поднял руки и поймал мяч, лишь мельком взглянув на него, а потом вновь обратил сияющий взгляд на Вилли.

Когда Эрнст с Полом искупались, Иоахим с Вилли уже были одеты и собирались домой. На прощанье они пожали друг другу руки, и Иоахим пригласил Пола к себе в гости двадцать четвертого числа.

24 июля

Однокомнатная квартира Иоахима располагалась в пентхаусе нового многоквартирного дома. Большая, просто и скудно обставленная комната освещалась дневным светом через застекленную крышу. У стены, за перегородкой, стояла двуспальная кровать. В другом конце комнаты имелась еще и широкая тахта. Дополняли обстановку стулья из трубок, столики со стеклянным верхом и светильники в виде стеклянных кубов, похожих на освещенные изнутри глыбы льда.

Эрнст с Полом пришли заблаговременно. Иоахим взял Пола под руку и принялся водить по комнате, показывая ему разнообразные вещи: грубо отлитую стеклянную вазу, мексиканский плед, книги по искусству. Было среди них несколько книг и о Дальнем Востоке, и об искусстве Африки. Был «Закат Запада» Освальда Шпенглера.

— Ты это все прочел? — спросил Пол.

— Нет, сейчас я не очень много читаю. Большую часть этих книг я купил сразу после окончания школы, когда мне было восемнадцать или девятнадцать. Но теперь я стал меньше читать. После работы я каждый день иду купаться с Вилли или с другими друзьями. А в выходные езжу на Балтику. Больше всего я люблю солнце и разные занятия, но только не чтение.

— А-а.

— Так, — сказал он, произнеся слово почти как «ток» — и доставая с верхней полки лежавший там громадный фолиант. — Вот книга, которую я иногда читаю, если прихожу домой поздно ночью — хотя гравюры нравятся мне больше, чем сами истории.

Он раскрыл книгу с ее толстой светло-коричневой бумагой и плотными, темными гравюрными изображениями лесов, замков, рыцарей, дев, коней, гербов на щитах и чудовищ, выполненными в экспрессионистской манере, рельефными, аляповатыми, мрачными, вышедшими на оттисках очень темными, почти черными. Это были «Сказки» братьев Гримм.

— Поздно ночью я часто лежу, разглядываю эти гравюры и воображаю, будто на них изображена жизнь людей, которых я знаю. Эти иллюстрации заполняют мою голову, как будто она — пещера, а они — рисунки на ее стенах.

По-английски он говорил медленно, но правильно, слегка растягивая слова на американский манер. Он смотрел на Пола взглядом, который был, казалось, обращен и на произносимые им английские слова, точно те были рыбками в аквариуме.

— Чем ты занимаешься? — спросил Пол.

— Мой отец импортирует из Бразилии кофе, и я обязан учиться вести дела семейной фирмы. Но я совсем не уверен, что стану когда-нибудь торговцем кофе.

Пол спросил, не Иоахим ли изобразил на висевшем на стене рисунке двух моряков, облокотившихся на портовый парапет. Сделанный сепией, рисунок отличался выразительностью и четкостью линий цвета высохшей крови.

— А, это я нарисовал очень давно. Рисовать я уже бросил и теперь занялся фотографией.

Он сказал, что когда-нибудь покажет Полу свои работы. К тому времени собралось уже довольно много гостей. Пол отошел от Иоахима и принялся слоняться по комнате, стараясь ни с кем не вступать в разговор — ему не хотелось навязывать таким же гостям, как он сам, беседу по-английски. За входной дверью, несколькими ступеньками ниже, находилась кухня с судомойней. Там он нашел Вилли, мывшего посуду. Широко улыбнувшись, Вилли поздоровался с Полом. Пол сказал:

— Ого, неужто ты моешь посуду?

— Иоахим целыми днями очень занят. Домашним хозяйством ему заниматься некогда. Им занимаюсь я. — Он продолжал: — Понравилась тебе квартира Иоахима? Видел когда-нибудь такие столики из стекла и металла? А кубические стеклянные светильники?

— Нет. Никогда.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лира Орфея
Лира Орфея

Робертсон Дэвис — крупнейший канадский писатель, мастер сюжетных хитросплетений и загадок, один из лучших рассказчиков англоязычной литературы. Он попадал в шорт-лист Букера, под конец жизни чуть было не получил Нобелевскую премию, но, даже навеки оставшись в числе кандидатов, завоевал статус мирового классика. Его ставшая началом «канадского прорыва» в мировой литературе «Дептфордская трилогия» («Пятый персонаж», «Мантикора», «Мир чудес») уже хорошо известна российскому читателю, а теперь настал черед и «Корнишской трилогии». Открыли ее «Мятежные ангелы», продолжил роман «Что в костях заложено» (дошедший до букеровского короткого списка), а завершает «Лира Орфея».Под руководством Артура Корниша и его прекрасной жены Марии Магдалины Феотоки Фонд Корниша решается на небывало амбициозный проект: завершить неоконченную оперу Э. Т. А. Гофмана «Артур Британский, или Великодушный рогоносец». Великая сила искусства — или заложенных в самом сюжете архетипов — такова, что жизнь Марии, Артура и всех причастных к проекту начинает подражать событиям оперы. А из чистилища за всем этим наблюдает сам Гофман, в свое время написавший: «Лира Орфея открывает двери подземного мира», и наблюдает отнюдь не с праздным интересом…

Геннадий Николаевич Скобликов , Робертсон Дэвис

Проза / Классическая проза / Советская классическая проза