Храм

Пол вновь вышел из гостиницы и через виноградники поднялся по ведущей из деревни дороге. Вскоре он вышел в открытое поле. Пока он шел сквозь тьму, мысли его, точно вариациями музыкальной темы, сопровождались чувствами гнева, стыда, жалости к себе и всепрощения. Порой он с возмущением думал о том, что Иоахим сознательно намеревался оскорбить и обидеть его, устроив так, чтобы он ночевал в номере один. Порой это решение казалось разумным, хотя и слегка опрометчивым. В его стремлении жить в одном номере с Генрихом не было ничего от желания нанести оскорбление Полу. В конце концов, подумал он, ничего в наших отношениях — его и моих — он своим поступком не предал. Ибо что есть наши отношения? Мы друзья, и со мной он может говорить о том, о чем не может говорить с мальчишками вроде Курта и Генриха. Если Иоахим и нанес ему обиду, Полу хотелось о ней забыть. Они же приехали отдыхать.

С поля на вершине холма, куда он поднялся, видны были огни деревни, вереницей растянувшиеся вдоль железной дороги на другом берегу Рейна. Дул свежий ветер. Внезапно Пол вспомнил, как негодовал он, когда ему пришлось поселиться в одном номере с Эрнстом. Я веду себя нелепо, подумал он. У меня же теперь есть отдельный номер, который я так хотел заполучить. С этой точки зрения он рад был одиночеству и возможности без помех читать и делать записи в своей комнате. Возможно, Иоахим, который был так талантлив, не хотел быть художником по той простой причине, что не выносил одиночества. Согласно его представлениям о настоящей жизни, следовало общаться с живыми статуями из плоти и крови, а не высекать из мрамора мертвые.

Вскоре Пол погрузился в такое душевное состояние, в котором ему стало жаль Иоахима, обреченного вечно гоняться за каким-нибудь Генрихом или Куртом.

Наутро, после завтрака, Пол отвел Иоахима в сторонку и сказал:

— Иоахим, я, разумеется, должен уехать.

Иоахим уставился на Пола:

— Но почему, Пол? Что ты хочешь этим сказать?

— Ну, теперь у тебя есть другой спутник в походе.

— Надеюсь, ты к Генриху не ревнуешь?

— Нет, Иоахим, но вам захочется побыть вдвоем.

— О чем ты говоришь?

Желание Пола уехать оказалось для Иоахима столь очевидной неожиданностью, что Пол растерялся.

— Хорошо, я останусь. Посмотрим, что будет дальше.

— Вот и отлично. — Казалось, Иоахим обрадовался. Потом, не в силах сдержаться, он воскликнул: — Ах, я должен рассказать тебе, каким чудесным он был ночью! Генрих поведал мне обо всех своих приключениях на пути сюда. По-моему, интереснее парня я еще не встречал. Тебе не кажется, что он удивительный человек? Разве я не говорил тебе, что хочу повстречать в этом путешествии того, с кем бы пожелал не расставаться всю жизнь?

— На что же он живет все эти несколько недель, после отъезда из Баварии?

— Не знаю. Спрашивать мне пока не хочется. Наверно, он скопил немного денег из тех, что заработал в магазине. Но я непременно выясню. По-моему, все, что он рассказывает — правда.

В то утро, дабы не огибать излучину Рейна, они пошли напрямик через лесок, по холмам. Ослепительно светило солнце. Утренний свет пестрел на их тропе меж тенями листвы и громадными пятнами лежал на траве, под высокими просветами в кронах деревьев. В то утро возникало такое чувство, будто ранняя осень — это пылающая копия ранней весны.

Иоахим говорил с Генрихом по-немецки, лишь изредка прерывая беседу, чтобы перевести Полу некоторые слова Генриха. Пол невольно разделял тот восторг, который они испытывали от своей встречи. Генрих начинал ему нравиться.

Они дошли до опушки леса. Оттуда, сквозь бахрому листвы, видна была небольшая долина, за которой, на склоне холма, вырисовывались на фоне яркого света расположенные уступами виноградники. Иоахим сфотографировал залитую солнцем долину вместе с контурами высоких каменистых уступов, виноградной лозы и служивших ей подпорками колышков. Потом он сказал Полу:

— Я хочу сфотографировать вас с Генрихом.

Он усадил Генриха с Полом на поросший травой бугорок. Генриха он попросил правой рукой обнять Пола за плечи, а левую положить на левое колено Пола, Пола же — левой рукой обнять Генриха за талию. Генрих был нежен. Пол только и смог, что рассмеяться (ситуация, которая метко характеризуется по-немецки — «konnte nur lachen!») [24]. Как англичанину, Полу льстило внимание этих двух молодых немцев.

Еще через час ходьбы, когда короткий прямой путь по холмам был окончен, они увидели внизу расширяющийся за излучиной участок реки. Там ждали своей очереди войти в узкий, глубокий фарватер вереницы барж. Друзья побежали под гору, в сторону этих барж. Бежать было очень жарко. Добежав до берега, они пошли по тропинке, и Иоахим с Генрихом принялись распевать песни. Пол уже окончательно позабыл все обиды. Напротив, ему казалось, что, позволив стать свидетелем начала своей дружбы, Иоахим с Генрихом едва ли не оказывают ему честь. Настроение у него было праздничное.