— Вот и отлично. И я, и твоя бабушка желаем тебе успеха в твоей сложной и важной миссии. Через несколько дней, когда моя галера уже будет готова принять тебя на борт, мы совершим жертвоприношение во всех основных римских храмах, чтобы обеспечить тебе покровительство наших бессмертных Богов. А потом можно и в путь.
— Спасибо за заботу, отец, — просто ответил Германик. — Мне очень приятно, что ты выказал мне столько доверия. Я обещаю, что полностью оправдаю его.
Он повернулся к Ливии.
— И тебе, бабушка, спасибо. Божественный Август часто повторял, что ты — его лучший помощник в государственных делах. Вижу, ты и достойного цезаря Тиберия не оставляешь на произвол судьбы.
Последние слова были сказаны с легкой иронией, за что благородный и честный Германик сразу же мысленно укорил себя. Он не имеет права так думать об императрице. По крайней мере, пока нет доказательств, что она использует свое положение в личных целях.
Тиберий встал.
— Что ж, сынок, — сказал он, — я не ошибся в тебе. Надеюсь, ты принесешь еще много пользы Империи. А теперь иди отдохни или развлекись. Ты ведь еще молод, а молодым не стоит думать только о делах.
— Интересы страны для меня превыше всего, — ответил Германик. — И я буду служить им до последнего вздоха.
Сказав это, он с достоинством поклонился, повернулся и вышел из комнаты. Тиберий и Ливия долго молча смотрели ему вслед, думая каждый о своем. Наконец шаги молодого полководца затихли в коридоре, и Цезарь повернулся к императрице.
— Ну, а теперь, матушка, — сказал он холодно, — мы можем обсудить и наши проблемы.
Ливия согласно кивнула.
На кушетке у стены чуть пошевелился астролог Фрасилл, все так же методично перебирая свои голубые бусинки на тонком шнурке.
Глава XIV
Разговор в пути
В полдень вереница повозок, в первой из которых сидели Марк Светоний Паулин и Гай Валерий Сабин, остановилась на развилке в девяти милях от Антиохии. Широкая мощеная дорога вела прямо, в Апамею, а направо сворачивала ухабистая пыльная тропа.
— Куда ведет этот путь? — спросил легат у возницы, который выжидательно смотрел на него.
— Если проехать по ней миль шесть, то как раз попадешь на тракт до Лаодикеи, — ответил тот. — А дальше можно ехать вдоль побережья. Только если вам нужно в Палестину, то через Дамаск будет быстрее.
Паулин размышлял несколько секунд.
— Поворачивай, — наконец приказал он. — Поедем в Лаодикею.
Легат достал из-за пазухи свиток пергамента и развернул его. Сабин, взглянув через его плечо, увидел, что на коленях Светония разложена карта какой-то местности.
Заметив любопытство трибуна, Паулин ткнул пальцем в пергамент.
— Сейчас мы вот здесь, — пояснил он. — А должны быть вот тут как можно скорее. Но все же я полагаю, что лучше потерять пару дней, сделав крюк, чем потерять жизнь, рванувшись напрямик.
— Сейчас мы свернем вот сюда, — продолжал говорить он. — Лаодикея стоит на морском берегу и это двойная выгода — там мы можем, в зависимости от обстоятельств, выбрать либо водный путь, либо двигаться по суше через Триполис, Библос, Берит до Тира. А там уже недалеко до Кесарии, резиденции прокуратора Иудеи, и до Иерусалима, главного города Палестины. Надеюсь, что там мы будем в безопасности.
— Но почему мы должны кого-то опасаться на территории римской провинции? — удивленно спросил Сабин. — Мы, посланники цезаря Тиберия? Ты обещал объяснить мне, но сам только молчишь.
— Потерпи еще немного, — успокаивающе ответил Паулин. — Сначала я должен выбрать маршрут, правильный маршрут. Ведь не забывай — я отвечаю не только за успех нашего предприятия, но и за жизни моих спутников, в том числе и твою. Поверь, я очень не хочу, чтобы ты остался лежать на дороге с мечом в груди или сгнил в подземельях какой-нибудь крепости в безлюдной пустыне.
Сабин умолк и приказал себе набраться терпения. Конечно же, Паулин лучше него знает обстановку и если он ведет себя именно так, а не иначе, значит, на то есть веские причины.
Возница передовой повозки, тем временем, щелкнул бичом, мулы встряхнули мордами и свернули на проселочную дорогу. Остальная вереница потянулась за ними.
— Так мы, я надеюсь, собьем со следа погоню, — наклонившись к уху Сабина, шепнул легат. — Я, конечно, предпринял все меры предосторожности, но у меня нет уверенности, что кто-то из посвященных в мои дела не проболтается. Такая вероятность всегда существует.
Сабин нахмурился. Намек более чем ясен. Уж не подозревает ли достойный Паулин трибуна Первого Италийского легиона?
Светоний понял его мысли.
— Нет, — слегка улыбнулся он. — Я говорил не о тебе и не о твоих слугах, хотя не могу сказать, что этот Корникс мне очень нравится. Я имел в виду других людей.
— Зато мне нравится Корникс, — упрямо сказал Сабин. — Он лопух, конечно, но однажды он спас мне жизнь. Я не забываю подобных услуг.