ХРАМ МОРТИС-1. Хранитель Тайного Алтаря

Вот оно! Свежая кровь! Много крови. Много мяса.

Они склонились над ним.

Эет вгрызся в горло самому ретивому, но зубы остальных вцепились в его плоть.

Неважно. Руки действовали сами по себе. Руки методично разрывали одну тварь за другой, отделяли головы от туловищ, вырывали лапы из суставов… пока челюсти перегрызали горло первой жертве.

Зато теперь у него есть мясо. Свежее мясо!

Эет, рыча от удовольствия, жрал добычу, и иногда, бросая взгляд на тёмно-синее небо, улыбался звёздам.

А когда над лесом блеснул первый луч солнца, юноша рассмеялся.

Солнце больше не было опасным. Оно было ласковым и тёплым. Оно было добрым. Оно мягко согревало кожу рук.

Посмотрев на свои ладони, Эет снова рассмеялся. И, упруго поднявшись, пошёл в лес.

Лес надо было осмотреть. Лес окружал Храм. Из леса могли прийти чужаки. От чужаков Храм надо охранять.

Вскоре Эет услышал журчание. По камням бежал полноводный ручей, и на его волнах сияли блики. Счастливо жмурясь, юноша прикрыл глаза рукой – и, хохоча, влетел в воду. От него во все стороны разошлись бурые круги, а Эет нырял и плавал, смывая с тела кровь и грязь.

Госпожа была бы рада. Госпожа когда-то велела ему мыться раз в два дня. Правда, тогда он жил в её доме. Сейчас её дом куда-то пропал… но неважно! Хорошо, что нашёлся ручей.

В его сильных волнах последние присохшие клочки ткани, оставшиеся от туники, соскользнули с тела, и золотые волосы облепили Эету плечи. Ремни сандалий порвались, и обувь умчало по течению…

Это было неважно. И здорово.

Выбравшись на берег, юноша отряхнулся, как пёс, и пошёл снова к Храму. Он должен был спуститься обратно, в подземелье, в ту комнату, где ровно горели зелёным пламенем светильники… но теперь он не будет сидеть там так долго. Он вернётся к этому ручью. Через два дня. И снова будет купаться и нырять… Но сначала поест мяса.

Госпожа не была бы против. Госпожа хотела, чтобы он как можно лучше охранял Алтарь.

А так – лучше.

Эет ещё раз улыбнулся и ступил на каменные ступени пирамиды.

…Шаг в шаг. Как в первый раз. Сотни шагов – к святилищу и обратно. Зелёное пламя светильников – и сияние солнца. Голубой свет луны – и мрак подземелья. Упоительная свежесть ветра – и безмолвие коридоров.

Эет изучал лес. Эет охотился.

Как хороший сторожевой пёс, он не чуял чужаков – значит, надо было просто ждать. Ждать, когда вернётся Госпожа.

Или жрецы.

И это ожидание можно было заполнять чем угодно.

Он бродил по скалам, заросшим лесом. Он выходил к морю.

Звери начали убегать при его приближении, но это было неважно. Эет чувствовал небывалую силу. Он мог бежать быстрее и прыгать дальше любой лесной твари. Он не чувствовал боли и не ведал страха. Он никогда не отступал.

Эет ощущал, что теперь ему вовсе не обязательно поедать добычу целиком, но зачем останавливаться, когда на языке тает мясо, под зубами трепещет плоть, и от волшебного запаха свежей крови кружится голова?… Зомби охотился уже для собственного удовольствия.

Эет стал хищником. Диким великолепным хищником. Погоня за жертвой доставляла ему не меньшее наслаждение, чем пир.

Бежать навстречу свежему ветру, захлёбываться высотой, перескакивая через горные ущелья – а потом, наевшись, прыгнуть в море с прибрежных отвесных скал, раскинув руки… И смеяться, качаясь на волнах. Смотреть на огромное оранжевое солнце, что медленно тонет в пурпуре моря…

А потом спуститься в молчание и темноту коридоров, сесть у подножия Алтаря – и думать о Госпоже… И дремать под эти мысли.

Госпожа…

Иногда Эет, повинуясь властной тоске, поднимался в ту чудесную комнату, где на стене было Её изображение, вставал на колени возле столика напротив, опирался на столешницу локтями и, положив подбородок на ладони, смотрел. Подчас грусть становилась настолько пронзительной, что зомби не мог удержать жалобного полу-стона, полу-воя. Он закрывал глаза, и из-под век бежали слёзы.

Он не знал, когда вернётся Госпожа. Порой ему начинало казаться, что уже никогда.

Но Она приказала ждать. И он будет Её ждать! Она должна вернуться.

И он обязательно дождётся…

Эет заботился об этом зале, как мог. Он ладонями стирал пыль с изображения Госпожи и со своего столика, выносил листья из-под колонн, если их закидывал туда ветер, и иногда протирал кадильницы.

Ведь когда они блестят под солнцем, это так красиво…

…Ночью на море налетел шторм.

Эет вышел было из подземелий на охоту, но дождь удержал его. Юноша поднялся в Верхний храм и, сев на балконе, обхватил колени руками. Эет любовался молниями.

Синие сполохи освещали небо и море, ливень сёк голые плечи, ветер трепал волосы.

Грохот прибоя оглушал. Даже в тихую погоду здесь слышался легчайший шорох волн, а рёв бури заполнил, казалось, всё пространство храма, и гремел, как торжественная грозная музыка.

В какой-то миг Эету показалось, что Госпожа стоит за его спиной. Что он ощущает Её пальцы на своём плече. Что Она вместе с ним любуется штормом.

Юноша обернулся. Конечно, сзади никого не было.

Из глаз Эета потекли слёзы.

Он проплакал всю ночь, уткнувшись в колени, а утром сбежал из Храма – лишь бы не видеть той картины.