Храм мотыльков

– Да знал я, Мэри, – доктор Браун решил наконец признаться. – Открывая окно, ни за что не выветрить из дома запах сигарет, ты знаешь это не хуже меня. После того как покуришь, нужно стирать не только одежду, но еще и шторы, полотенца и мыть все стены на кухне. Сигаретный дым впитывается во все!

– Я это прекрасно знаю, Фредерик. И мне трудно было поверить в то, что мой муж – такой идиот.

Затем они вдруг засмеялись.

– Что ты еще скрываешь, Мэри?

– А ты?

– Кроме того, что ты мне нравишься, больше ничего.

– Я тоже.

– Может быть, пойдем в спальню, пока Дон еще на занятиях?

– Сделаем «это» по-быстрому, как всегда?

– А как тебе нравится, Мэри?

Жена доктора Брауна, по совместительству самая обыкновенная женщина, которая нуждалась в ласке не меньше, чем любая другая представительница рода кошачьих, ответила своему мужу, что ей доставляет особую радость, когда он с нею обходится нежно, слепо нащупывает у нее ту таинственную красную кнопку, которая отвечает за удовольствие.

Мэри ответила, что ей нравится, как вчера.

– Повторим?

И после совместного теплого душа они повторили аж два раза, а сил и юношеского желания хватало еще и на третий. В этот раз кожа Мэри Элизабет Браун пахла для Фредерика Брауна сигаретным дымом с примесью вчерашней новизны. Пламенем, вспыхнувшим между ними, казалось, можно было сжечь этот дом дотла.

Вскоре вернулся Дон, а потому третьего раза у них не случилось.

– Дон, можно мне войти? – спросил Фредерик у своего сына, стоя на пороге его небольшой квадратной комнаты с двумя окнами. Дон лежал на кровати и посмотрел на него удивленными глазами, словно его отец только что совершил нечто удивительное и странное, то, что ему было несвойственно. Честно сказать, доктор Браун не помнил, когда в последний раз поднимался к сыну в комнату. Наверное, несколько лет назад. У окон стоял круглый письменный стол бежевого цвета, на столе – видеопроигрыватель, высокая стопка с дисками, несколько тетрадей, три учебника и наушники желтого цвета.

Слева у двери стояла вешалка, на которой висели две зимние куртки и горчичного цвета шарф. Возле нее на полу – пара хороших коричневых ботинок с высокой подошвой, которые, кстати говоря, подарил своему сыну он.

– Входи.

Доктор Браун медленно вошел в комнату Дона, в воздухе стоял аромат, доносившийся от ботинок и, судя по всему, от разбросанных у окна носков. Фредерик подошел к окну и поднял с пола грязные носки.

– Я приоткрою окно. Ты не против?

– Нет. Брось, пожалуйста, носки на пол. Мне неприятно.

– Тебе неприятно, что я взял в руки твои носки или что они пахнут?

– И то, и другое. Чего тебе?

Фредерик бросил носки на пол и присел на кровать Дона.

– Я знаю, это может прозвучать странно, но я очень сожалею, Дон, что уделяю тебе так мало времени.

Лицо Дона снова выразило какую-то непонятную эмоцию.

– Ты разговариваешь, как робот.

– Что ты имеешь в виду?

– «Что ты имеешь в виду?» – передразнил его юноша. – В твоем голосе нет никаких эмоций, он ровный, как у ведущих теленовостей или роботов из фильмов. Ты – не настоящий, понимаешь?

– Понимаю, – согласился, недоумевая, Фредерик. – Я разговариваю, как робот.

– Вот, снова! – вскрикнула маленькая кареглазая копия человека, который был похож на робота.

– Хорошо, не буду так.

Доктор Браун находился в каком-то замешательстве. Он совершенно не понимал своего сына.

– И снова ты говоришь, как кусок железа. Хватит.

Отец заткнулся, и наступила пауза.

– Зачем ты пришел по-настоящему? Тебе нужно мне сообщить какую-то плохую новость?

– Нет, ты что? Я пришел, чтобы спросить, как у тебя дела, и пожелать тебе спокойной ночи.

– Спокойной ночи? Ты что, с неба свалился, па? Когда это ты мне желал спокойной ночи?

– Никогда.

– Вот и не желай. Не надо мне этого, всех этих сента… Сенти…

– Сантиментов, – поправил его отец.

– Да, их самых. Не надо мне желать спокойной ночи, надо мной смеяться все будут в школе.

– А мы никому не скажем.

– Это как ходить с вонючими ногами, сначала никто не знает, у кого ноги воняют, а когда наступает урок физкультуры и нужно идти в переодевалку, всем становится все понятно.

– Я куплю тебе средство, скорее всего, у тебя грибок. Будешь мазать два…

– Папа, ты что – тупой? Даже роботы в фильмах учатся думать и чувствовать мир.

– Кто тебя научил этому выражению, Дон?

– Я не буду с тобой разговаривать, уходи.

«Так, доктор Браун, ты пообещал себе оставить себя в больнице. Ну же, сбрось с себя халат и поговори, как отец с сыном, а не как психиатр с душевнобольным. Ну же!» – начал себя подбадривать Фредерик, сделав глубокий вдох и выдох.

– Я тупой, потому что не уловил твою метафору? Сравнение?

– Я знаю, что такое метафора.

– Дон, я даже не сомневался в этом. Ты ведь хотел мне сказать, что независимо от того, будем мы с тобой скрывать, что я желаю тебе доброй ночи, или не будем, рано или поздно об этом узнают твои школьные това… друзья – парни с девчонками. Потому что ты начнешь проявлять во внешний мир свои эмоции и чувства. А потом, есть большая вероятность кому-то проболтаться, с чего это все началось.

Я верно тебя понял?

– Да, робот.