Храм мотыльков

Когда Дону исполнилось два года, а доктор Браун покинул ее и духом, и телом, попросту променяв на своих сумасшедших, Мэри вздумалось оторвать сына от груди и отдать в ясли. В их местном театре в центре города как раз была свободная вакансия. Театру требовалась женщина, которая умела хорошенько мыть полы, не пила и при этом довольствовалась бы крохотным жалованьем. Иначе говоря, им требовался одинокий, не востребованный ни обществом, ни семьей человек, который мог работать практически даром. Но у Мэри был особый случай. И она готова была выполнять самую грязную и тяжелую работу, лишь бы в перерывах заглядывать за кулисы. Лишь бы смотреть, задумавшись о чем-то своем, как люди получают истинное наслаждение, занимаясь тем, что им нравится.

Тем, что восхищало ее старого доброго деда, который имел отличное чувство юмора и, по его словам, самую прекрасную в мире жену. Эти молодые и старые люди были не просто людьми для Мэри Элизабет Браун, которая носила вымышленное имя, а людьми с экрана. Людьми, которые говорили что-то важное каждый раз, обращаясь к ней. Ее восхищали люди, которые не видели ее никогда в своей жизни.

И если бы старый кассир работал не в драматическом театре, а, скажем, продавал бы билеты на балет, то Мэри Браун, возможно, пошла бы работать уборщицей в двадцать три года в библиотеку мертвых птиц.

Администрация театра с радостью приняла такую юную и очаровательную девушку с ребенком на руках в свой храм искусства.

– Надеюсь, вам есть, с кем его оставить.

– Да, не волнуйтесь, – сказала улыбчивая миссис Браун, которая питалась иллюзиями относительно этого места.

Ее незамедлительно взяли уборщицей в свою святыню, которую люди ежедневно пачкали своей грязной обувью, фантиками от конфет и критикой. К сожалению, Мэри научилась бороться только с фантиками и грязью на полу.

И на второй день после выхода на работу из декретного отпуска, когда ее муж, доктор Фредерик Браун, остался дома из-за легкого насморка и хронической затяжной усталости, в тот снежный февральский день Мэри забрала Дона из яслей. Села за руль своего личного автомобиля и разбилась насмерть вместе со своим двухлетним сыном, когда выезжала из-за поворота и не заметила на главной дороге грузовик, мчавшийся на высокой скорости.

Мгновенная смерть. Их даже не реанимировали, а отвезли прямиком в морг. Когда ближе к обеду зазвенел телефон в гостиной их теплого дома, Фредерик принимал горячий душ и не спешил поднять трубку.

Он мысленно сказал себе: «Перезвонят!» И, разумеется, ему перезвонили, когда он вышел из ванной.

В тот снежный зимний день в ушах Фредерика (нет, тогда еще не Фредерика) зазвенело с такой силой, что, казалось, сначала лопнут барабанные перепонки, а затем пойдет кровь из носа, но кровь не спешила идти. В тот, запертый в глубинах себя, день, доктор упал после морга на белое покрывало и сжимал изо всей силы белую, хрустевшую в ладонях вату.

Он опознал свою семью.

Прошло восемь лет…

Глава девятая

Доктор Браун, как и всегда, этим прохладным и ничем не примечательным утром не услышал тихих шагов Мэри, когда она покидала его. От нее осталась только вмятина на подушке и запах ее молочного тела. Женщина покидала его каждое утро так тихо, словно ходила не по деревянному полу, а по воздуху.

Дон проснулся немного раньше отца, он залил шоколадные хлопья свежим молоком, как и всегда, позавтракав в полном одиночестве, а затем не спеша собрал портфель, оделся и покинул дом.

Фредерик лежал в теплой постели и думал, как Дон, последовав его вчерашнему совету, возможно, получит сегодня неописуемое наслаждение, наблюдая за реакцией Джиа.

«Неужели это дитя – и вправду скала? – подумал Фредерик. – Ну вот, сегодня и проверим».

Доктор Браун испытывал самое настоящее удовольствие, какое только можно в жизни испытать, разговаривая со своим сыном по вечерам и давая ему дельные советы.

Мэри испытывала самое великое блаженство, когда лежала в тепле с любимым человеком.

Санитар Гарри, приходивший в клинику раньше всего персонала на полтора часа, открыл центральный вход лечебницы своим собственным ключом, а затем поднял тяжелое тело мужчины, как всегда, уснувшего под этой дверью, и отнес человека внутрь.

Он прекрасно знал, что доктора Брауна ни в коем случае нельзя будить, так как это могло привести к самым нежелательным последствиям. В своем выдуманном мире доктор Браун сейчас находился в своем доме, в своей теплой постели, рядом с любимой Мэри. Гарри тащил Фредерика через весь длинный коридор в его личный кабинет, который доктор занимал пока еще меньше недели, сажал за его личное место, а именно, за белый деревянный стол, на котором стояли горшок с кактусом, стеклянный стакан с водой и лежала история болезни безымянного пациента.

Доктор Браун перевелся из другой лечебницы под предлогом желания занять место главного врача, но настоящей причиной его переезда в этот новый дом было, несомненно, лечение, которое там не увенчалось особым успехом.