Храм муз словесных

В 1790 г. Шишков назначается командиром фрегата «Святой Николай». Шишков участвует в русско-шведской войне 1790 г., где за мужество и находчивость был награжден золотой шпагой с надписью «За храбрость». Впоследствии, при Павле I, Шишков назначается флаг-капитаном, задача которого «быть при государе и повеления его изъявлять флагами, когда он пойдет на море и будет распоряжать флотом» [96, т. 1, с. 25]. Во время службы при дворе Шишков проявил себя гибким царедворцем.

По сравнению с другими он пользовался вниманием императора довольно долгое время. Ему удалось даже в период изменения в армии и на флоте формы одежды по прусскому образцу доказать Павлу нецелесообразность замены формы матросов, так как в ней «неловко бегать по кораблю и лазить по мачтам» [96, т. 1, с. 25]. Для того чтобы расположить к себе императора, Шишков иногда использовал и открытую лесть. Так, во время морских маневров в Финском заливе Шишков называл Павла преемником Петра I на море, так как после его смерти ни один российский император ни разу не вступил на палубу корабля. Вспоминая о своем неблаговидном поступке, Шишков пишет: «Читатель, ты назовешь меня льстецом. Виноват! Но прости меня за то, что я не скрыл от тебя моего греха» [там же, с. 30]. Вся его жизнь и поступки свидетельствуют о том, что он был последовательным в своих действиях, имел собственные убеждения. Не изменял он им и тогда, когда это могло повлиять на его карьеру. Например, Шишков пришел в дом Суворова проститься с его прахом, куда в то время «все или, по крайней мере, многие…, опасаясь царской немилости, появляться не смели» [там же, с. 63].

Известно, что большинство дореволюционных историков избегали объективно освещать период царствования Павла I. Тогда что же говорить о приближенных императора?! А вот Шишков писал: «Конец жизни Павловой, равно как и Петра III, не был никем или весьма немногими оплакиваем. Погребение его отнюдь не походило на погребение князя Суворова: там видел я множество печальных и плачущих лиц; а здесь, идучи за гробом от Михайловского дворца, через Тучков мост до крепости, из многих тысяч зрителей, во всю дорогу, не видал я никого, кто бы проливал слезы. Казалось, все смотрели как бы на некое скорее увеселительное, нежели плачевное зрелище; до такой степени все чувствовали тягость его правительства» [там же, с. 80].

После смерти Павла I Шишков в звании вице-адмирала становится членом Адмиралтейской коллегии, а с 1805 г. назначается председателем Ученого департамента при Адмиралтейской коллегии. Вероятно, новая должность не очень обременяла Шишкова.

В первом десятилетии XIX в. Шишков начинает свою бурную деятельность как в литературоведении, так и в языкознании. В 1803 г. появляется в печати его знаменитое «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка», вызвавшее острую полемику. В этом произведении Шишков, выступая против заимствований в языке, по-своему отстаивал национальность русской культуры на консервативной традиционной основе, уходящей корнями в XVIII век. В своем труде Шишков, несмотря ни примесь политических инсинуаций (Шишков был противником французской революции, боялся ее влияния, видел это влияние даже в «новом слоге»), все же вскрыл «ряд существенных недостатков карамзинской реформы, связанных с недооценкой культурного наследия славянизмов, с непониманием исторической роли славяно-русского языка» [15, с. 51].

К сожалению, позиция Шишкова в процессе борьбы между сторонниками «старого и нового слога», а также его отношение к Карамзину освещаются большинством ученых односторонне. Фактически же книга Шишкова направлена не столько против Карамзина, сколько против его эпигонов — Шаликова, Измайлова и других. Словесная вычурность их произведений тормозила дальнейшее развитие русского литературного языка. Известно, что сам Карамзин протестовал против излишней манерности и слезливости в произведениях своих последователей.

На наш взгляд, объективную оценку отношений между Шишковым и Карамзиным дал К. С. Сербинович. На протяжении ряда лет он был свидетелем общений президента Российской Академии с Карамзиным. Более того, последний познакомил Сербиновича с Шишковым и, вероятно, рекомендовал его в члены Академии.

Вспоминая о первой встрече Карамзина с Шишковым, Сербинович писал: «Очевидцы сказывали мне, что Карамзин, видевшись первый раз с Шишковым, сказал ему: «Люди, не знающие коротко ни вас, ни меня, вздумали изображать меня врагом вашим. Они слишком ошибаются. Я привык уважать добросовестность писателей, имеющих в виду общую пользу, хотя и не согласных с моим убеждением. Я не враг ваш, а напротив того, считаю себя обязанным вам за многое, что было высказано вами и удержало меня от ошибок» [116, с. 576].