Храм муз

– Государь, – вступил Кретик, – это совершенно меняет дело! Теперь я склонен поддержать заявление моего беспокойного молодого родственника о его полной невиновности!

Птолемей рассматривал нож, выкатив налитые кровью глазки.

– Самый обычный нож, как мне кажется, – пробормотал он.

– В Александрии, возможно, он и впрямь самый обычный, – возразил Кретик, у которого явно взыграла кровь и проснулись привычки юриста. – Но не в Риме, государь! У нас такое оружие называется сика*. Ты видишь, у него искривленное лезвие, и заточен он только с одной стороны. По римским законам, это оружие считается низким и подлым, его используют обычные головорезы и гладиаторы фракийского происхождения. Благородное оружие римлянина – это пугио* и гладиус, оба с обоюдоострым клинком. Только это оружие честного свободного человека!

– Ты хочешь сказать, что форма лезвия сама по себе делает одно оружие честным, а другое бесчестным?

– Именно так, государь, – подтвердил Кретик. – Я с трудом могу поверить, что мой родственник мог совершить трусливое убийство. Но если бы он на это решился, то наверняка использовал бы пугио или гладиус, или даже сделал это голыми руками, но никогда не опустился бы до того, чтобы убить кого-то сикой!

– Верно! Верно! – закричали все римляне, что находились в зале, включая и меня самого.

– Мой повелитель, – заявил тут Ахилла, – мы что же, должны верить на слово каким-то софистам, да еще и считаться с непонятными тонкостями римских законов? Этот человек опозорил весь царский двор Египта и точно так же выказал презрение, с каким Рим относится к нашей стране!

– Ахилла, – перебил его Птолемей, – что-то ты поднимаешь слишком много шума из-за какой-то шлюхи. Прекрати немедленно.

Было приятно видеть, что старый пьяница иной раз может показать хоть какой-то характер. Ахилла мрачно поклонился. Птолемей повернулся к нам.

– Господин посол, я уже готов поверить в невиновность твоего родственника, хотя дело весьма загадочное. Ваши юридические традиции представляются нам странными, но у меня нет сомнений, что для вас они совершенно разумны. Господин Ород, – обратился царь к парфянскому послу, – если это способно уладить дело, я выкуплю у тебя оставшийся срок контракта погибшей женщины. Поскольку ее тело находится в моем дворце, хотя, возможно, убили ее и не здесь, я позабочусь о ее похоронах. Тебя удовлетворит такое решение?

– Вполне, – ответил парфянский посол, хотя на его лице читалось явное неудовольствие таким вердиктом.

А Птолемей снова повернулся к нам.

– Скажи-ка мне, Деций, как это получилось, что ты в компании этой женщины оказался в «Дафне»?

– Вообще-то, государь, – ответил я, понимая, что далеко не все еще кончено, – мы с нею встретились в Некрополе.

При этих словах весь двор взорвался жутким хохотом.

– Государь, – осторожно осведомился пораженный Кретик, – чем можно объяснить столь неуместное веселье?

Птолемей вытер слезы с глаз.

– Видишь ли, господин посол, Некрополь не только служит упокоению наших чтимых покойников, но это еще и самое популярное место разврата и блуда. Что же, в молодые годы я… ладно, неважно. Продолжай, Деций. Для этого стоило так рано встать с постели.

– Государь, я занимался расследованием, которое ты мне сам поручил.

– Я помню об этом.

– Эта женщина назначила мне встречу, пообещав сообщить нечто важное. Я решил, что дело стоит того, и отправился туда. Она желала перебраться в Рим и устроиться там на жительство, но ей был нужен покровитель, чтобы обеспечить соответствующую юридическую поддержку. Я согласился на это, но только с тем условием, что ее информация окажется действительно важной.

– И какова суть этой информации? – спросил царь.

– Предполагалось, что она доставит ее мне нынче вечером, но она не дожила до этого. Мне неизвестно, что она хотела мне сообщить.

Это была не совсем ложь. Сам свиток компрометирующей уликой отнюдь не являлся. Я ведь недаром занимался юриспруденцией.

– И как вышло, что вы в итоге оказались в «Дафне»? – спросил Птолемей.

– Она выразила желание туда пойти, – ответил я.

– И что?

– Ночь только начиналась. Почему бы и нет? – Тут все снова взорвались хохотом, кроме Ахиллы, Орода и, конечно, Юлии.

– Квинт Цецилий Метелл Кретик!

– Да, государь?

– Я вижу основательные причины сомневаться в виновности твоего родственника. Я освобождаю его и передаю под твою ответственность. Суд окончен.

Дворецкий стукнул своим окованным железом посохом по мраморному полу, и все склонились перед царем – римляне чуть-чуть, остальные чужестранцы низко, а египтяне распростерлись на полу.

Мы повернулись и вышли из тронного зала, соблюдая достоинство. Асклепиад шел сразу позади меня.

– Великолепное представление получилось, даже на мой вкус, – заметил он.

– Я этого никогда не забуду. Интересно, там было еще что-то, о чем ты не сообщил царю?

– Я сказал ему все, что могло подтвердить твою невиновность в убийстве. Но там и впрямь было кое-что еще. На ее теле было много синяков и царапин. Женщину убили очень жестоко, с применением насилия.

– И пыток?