Храм на рассвете

Среди пяти портретов этот особенно притягивал Хонду, потому что изображенные на нем нежное прелестное личико, припухшие губы, чуть близко посаженные глаза, даже коротко остриженные волосы, — все неуловимо напоминало маленькую принцессу. Это сходство при внимательном рассмотрении пропадало, но немного погодя из углов комнаты словно наползали сумерки, и вскоре держащие веер темные ловкие пальчики и изгиб опирающихся на стол пальцев снова вызывали то же ощущение сходства, и, в конце концов, даже глаза и губы делали изображение на портрете и принцессу Лунный Свет похожими, как две капли воды. Но, достигнув вершины, сходство сразу же, как песок в песочных часах, начинало разрушаться.

Открылись створки двери в глубине зала, и показалась процессия из трех пожилых придворных дам с принцессой посредине. Хонда и Хисикава встали со своих мест и низко поклонились.

Поездка в Банпаин, видно, растопила сердца придворных дам — никто не остановил принцессу, с радостным криком бросившуюся к Хонде. Хисикава, совсем как ворона, которая склевывает рассыпанный горох, подбирал слова, которые сыпала вокруг себя принцесса, и шептал их на ухо Хонде:

— Как долго вы ездили… Я скучала… Почему вы мне не написали?… А где больше слонов — в Индии или в Таиланде… В Индию я не хочу, я хочу скорее вернуться в Японию…

Потом принцесса взяла Хонду за руку и, подведя его к портрету королевы Сунанты, с гордостью сказала:

— Это моя бабушка.

— Принцесса специально пригласила господина Хонду во дворец Чакри, чтобы он увидел этот портрет, — добавила стоявшая сбоку первая придворная дама.

— Но от королевы Сунанты у меня только тело. Душа моя прилетела из Японии, в самом деле, может, стоит оставить тело здесь, а душу вернуть в Японию. Но для этого, наверное, необходимо умереть. Поэтому мне придется взять с собой тело. Ребенок ведь таскает всюду за собой любимую куклу… Вы понимаете меня, господин Хонда? Милая девочка, которую вы видите, всего лишь кукла, которую я ношу с собой.

Конечно, детская речь, как ее переводил Хисикава, не была столь логична. Но Хонду еще до того, как слова были переведены, привело в трепет то, как пронзительно смотрела на него принцесса, старательно произнося свою речь.

— Есть и еще одна кукла, — принцесса, по-прежнему не обращая внимания на замешательство взрослых, резко развернулась и бросилась на середину зала, куда сквозь решетку окна добирались солнечные лучи, и там, с упоением водя пальчиком по сложным цветочным узорам на столике, который был почти на уровне ее груди, нараспев добавила:

— Кукла, очень похожая на меня, в Лозанне — это моя сестра, но она все-таки не кукла. Сестра и душой и телом тайская принцесса, а я на самом деле японка.

Преподнесенные Хондой сари и сборник стихов принцесса приняла с радостью, но книжечку только чуть полистала и бросила. Одна из дам сообщила через переводчика, что принцесса, к сожалению, еще не читает по-английски. Хонда зря экспериментировал.

В этой совсем нежилой комнате Хонда отвечал на бесчисленные вопросы принцессы, рассказывал об Индии, и когда он видел, как наполняются влагой и непонятной печалью глаза внимательно слушавшей девочки, у него, скрывавшего свой завтрашний отъезд, сжималось сердце.

Встретятся ли они когда-нибудь снова? Принцесса, наверное, вырастет красавицей, но выпадет ли им тогда случай увидеться? Скорей всего, сегодня он видит Лунный Свет в последний раз. Это тайна возрождения — чтобы покаянные слова Исао, ушедшего из жизни не простившись, дошли до Хонды, они оказались вложены в уста не совсем нормальной девочки, которая скоро забудет эти слова, как бабочку, пролетевшую в знойный день в саду. Так что он может с легким сердцем покинуть Бангкок.

Но наполнявшиеся слезами глаза принцессы говорили о том, что она предчувствует разлуку. Хотя Хонда выбирал занятные для ребенка истории, печаль в огромных глазах становилась все глубже.

Хонда делил свою речь на фразы, а Хисикава переводил их, сопровождая различными жестами. Неожиданно глаза принцессы в ужасе распахнулись. Взгляды придворных дам сразу сделались суровыми, они злобно уставились на Хонду. Тот не понимал, в чем дело.

Принцесса с пронзительным гневным криком вцепилась в Хонду, дамы повскакивали с мест и бросились ее оттаскивать. Принцесса, прижавшись лицом к брюкам Хонды, заливаясь слезами, что-то выкрикивала.

Началась борьба, которую он уже когда-то видел. Наконец принцессу оторвали от Хонды, придворные дамы сделали знак «Уходи!», когда Хисикава объяснил, что следует делать, принцесса снова с плачем кинулась к Хонде. Хонда отступал, пробираясь между столиком и стульями, принцесса с плачем догоняла его, ее преследовали три придворные дамы, роскошные стулья с грохотом летели на пол, дворцовая зала превратилась во двор, где играли в пятнашки.

Когда наконец Хонда выбрался на мраморную лестницу фасада, за его спиной продолжал звучать невыносимо громкий, отражавшийся от высокого дворцового потолка плач, но Хисикава торопил: