— Место, где находится этот памятник, и будет центром нашего собора, — продолжал Андре Серваль. — Так как парижане испытали когда-то необходимость воздвигнуть на этом место монумент, напоминающий о славной странице их историй, мы не в праве просто лишить памяти будущие поколения. Мы без всякого ущерба для них заменим эту женщину с агрессивной походкой одним витражом, вызывающим в памяти, в стилизованных и выразительных линиях, мужество Парижа во время драматической осады 1870–1871 годов.
Тройной входной портал собора должен будет выходить к городу, прямо на этот проспект (недавно названный авеню Генерала де Голля), который продолжает авеню де Нейи, авеню Гранд-Арме и, наконец, Елисейские Поля — ось Парижа. Таким образом парижане почувствуют, что «их» новый храм всегда готов их принять. Если бы вход был обращён на запад, вместо того чтобы выходить- на восток, собор казался бы повёрнутым спиной к городу, который с любовью построил его… Вы, несомненно, уже давно заметили, что осевые линии соборов не всегда строго прямые и что они слегка отклоняются вправо относительно центра, если смотреть с хоров? Говоря проще, соборы, все построенные в форме креста, не прямолинейны. Если эти архитектурные кресты имеют наклон вправо, то это (как утверждает благоговейная античная христианская традиция) для того, чтобы напомнить, что испустив свой последний вздох на Голгофе, Христос склонил голову. Почтительная традиция, но, по моему скромному мнению, слишком мистическая, чтобы быть истинной. Я скорее бы поверил, что строители соборов ожидали восхода солнца для ориентации своих сооружений. Таким же образом они обязательно находили и запад… Но им казалось, что солнце никогда не восходит на том же месте, а каждое утро оказывается смещённым немного правее, чем накануне. Это постоянное отклонение вынудило архитекторов средних веков принять принцип, ставший почти незыблемым, выпрямления — путём лёгкого искривления — осей нефов соборов таким образом, чтобы они всегда были обращены к восходящему свету. Это правило, в котором мы не должны ошибиться при строительстве собора Сен-Мартьяль: в мире не было бы ни малейшей стабильности, если бы не сохранялись некоторые архитектурные традиции.
Вокруг площади, месье Моро, были установлены бараки и разные ярмарочные сооружения, оставленные здесь навсегда, чтобы новые поколения помнили, что некогда в этих местах каждый год проводилась большая народная ярмарка, обычно называвшаяся «Праздник в Нейи». Мы были оглушены шумом этих суматошных аттракционов: были там «гусеницы» со своими извивающимися боками, тиры для стрельбы из карабинов, манежи электромобилей, «железная дорога», мчавшаяся по крытым спускам с оглушительным лязганьем, через которое прорывались крики эфемерных пассажиров. Ко всему этому из громкоговорителей низвергался на всю эту народную истерию поток последних модных припевов в манере гнусавых ритурнелей.
— Друзья, — заявил Андре Серваль, понаблюдав в течение нескольких минут этот спектакль, — все эти бравые люди воображают себе, что шум, встряска и острые ощущения способны удовлетворить их вечное желание избежать сложностей жизни. Возможно, они не во всём не правы? Я одобряю в людях этот постоянный поиск новых чувств и переживаний, но что может сравниться с теми эмоциями, которые испытает эта же самая толпа, когда перешагнёт, на этом самом месте, мирную паперть собора? Посетитель Сен-Мартьяля выйдет из него покорённым и ослеплённым в чувствах, если он атеист, и укреплённым в вере, если он верующий. Такой результат достигается только лишь святостью и могуществом храмов.
Почти на том самом месте, где мы стоим сейчас, будет начинаться неф и займёт примерно две трети длины площади. А поперечный неф пройдёт от существующего въезда на национальную трассу № 13 до авеню Гамбетта. И хоры, наконец, примкнут к авеню Дивизион-Леклерк. Хотя наш собор предназначен стать местом нового паломничества Парижа, он будет построен в действительности в двух главных городах разных кантонов: Курбевуа на юге и Пюто на севере. Это меня не смущает; место сооружения обладает в себе самом некоторой всеобщностью. И так как собор расположится в двух коммунах, то не будет ли это символом того, что он не будет принадлежать одной из них больше, чем другой, и что, в сущности, все коммуны Франции могут отстаивать права на него?
Хотя мы сохраним в витраже с южной стороны память об обороне Парижа, нам понадобится ещё один, с севера, который будет напоминать о генерале Леклерке из Отеклока, маршале Франции, мемориальный памятник которому вы можете видеть на центральной площадке авеню Гамбетта. Возведение собора потребует, несомненно, ликвидации этого монумента, также далёкого от того, чтобы быть шедевром современного искусства!