Храм Темного предка

Полковник Гущин все внимательно выслушал. Вспомнил тон Осмоловской, пославшей его матом по телефону. А затем ее голос, когда она говорила: «музейные крысы», «обрюхатить баб»… Вдова переводчика Велиантова из Вешняков, племянника ученого-орнитолога, и… по второму мужу – кто? Старуха-процентщица? Черная ростовщица? Отравительница собак?

Гущин сидел в кабинете главка, затворившись от всех. Думал. Вытащил мобильный и уже собрался сам позвонить дерзкому Троянцу – ему не терпелось поделиться новостями. Но… убрал телефон в карман пиджака. «Не стану я им первый кланяться. Они заняты друг другом. Им до меня нет никакого дела. А я – в потемках». Он опять разозлился! Неужто без помощников-доброхотов он уже ни на что не способен? Нет, он сам все раскроет, один всех изобличит…

Мобильный зазвонил в кармане. Полковник Гущин было подумал: «Все же я нажал номер Борщова, и звонок прошел – и вот он мне отвечает».

– Алло, Гектор Игоревич!

– Здравствуйте, это я. С Гектором у меня до сих пор связи нет, хотя я ему отправил мейл, он его даже не читал.

Полковник Гущин узнал голос спеца-токсиколога.

– У вас уже есть данные по Красновой, дружище? – спросил он.

– Я подтверждаю первичный вердикт – антидепрессант в ее крови и нейролептик. Приличная доза. Но еще присутствует и другое вещество.

– Какое? – насторожился полковник Гущин.

– Джин фумигант.

– Алкоголь? Джин?

– Нет, – ответил спец. – Пестицид, включающий в себя фосфин и фосфид алюминия. Тоже солидная концентрация. Препарат широко применяют в сельском хозяйстве, в помещениях и при перевозках для уничтожения многих вредителей – от насекомых до грызунов. От кротов, например. Он в свободном доступе, его можно приобрести в аэрозолях и таблетках.

– Яд? – переспросил полковник Гущин.

– Именно. Елена Краснова умерла от острой сердечной недостаточности. Пестицид вместе с нейролептиком сыграл роковую роль.

– Лекарства Краснова пила сама, добывала их у врача, – ответил Гущин. – Их нашли в ее сумке. А вот яд… пестицид, когда она могла его получить?

– Непосредственно в день гибели или же за два-три-четыре дня. Он не скоро выводится из организма. Судя по всему, ей дали сильно концентрированный раствор, порошок таблеток в чем-то жидком – кофе, например. В ее случае фатальную роль сыграло сочетание сильнодействующего нейролептика и пестицида – сердце не выдержало. Все ее остальные травмы – перелом четырех ребер и коленного сустава – результат падения из окна, так мне сказали в вашем бюро экспертиз.

– Собак можно отравить этим джином? – спросил полковник Гущин.

– Смотря какая доза. Я вам пришлю детальное заключение по электронке, Федор Матвеевич.

Гущин поблагодарил его.

Полковник сидел, уставившись в стену. Троянец-то словно в воду глядел… Отравлена музейная «божья коровка»…

На мобильный пришло сообщение. Переводчик Адиль Кашгаров направил переведенный запрос в МВД Казахстана ему на почту. Быстро управился полиглот посольский! Гущин ответил ему: «Большое вам спасибо!» И с сопроводительной отослал запрос в министерство – дальше по инстанции. Потом он ходил по кабинету, точно зверь в клетке. Он желал, чтобы Борщов и Катя находились с ним здесь, немедленно! Обсуждали новости, строили версии, планы.

Бросили его, да?!

Гущин отыскал номер сестры Елены Красновой, Вероники, и позвонил ей. Застал ее запыхавшейся. Она пояснила:

– Мчусь по делам, завтра похороны Лены, везу ее одежду похоронному агенту. Прощание с ней состоится в траурном зале при морге. Сотрудники музея обещали прийти.

– Вероника, извините за беспокойство, но у меня важный вопрос. Вы нам рассказали о последней встрече с сестрой…

– Это было в пятницу. В Москве. Затем мы поехали к Лене домой в наш поселок. А утром я отвезла ее на машине в музей, – напомнила Вероника.

– То есть в пятницу ваша сестра находилась на работе в музее, а затем вечером и утром с вами и днем снова на работе в музее?

– Музей же открыт в субботу.

– А в воскресенье чем Елена занималась и где была? – спросил Гущин.

– Я не знаю. Мы не созванивались с ней.

– Может, она накануне с вами планами делилась – насчет поездки? Например, в Вороново?

– В Вороново? А зачем? – спросила Вероника. – Вы все про Ковальчука? Про Толика? Но он не в Вороново живет, а в нашем Пушкино, только у него дом новый на Серебрянке.

– Спасибо, я помню, – ответил полковник Гущин. – Извините. Еще раз примите самые искренние мои соболезнования.

Он подошел к окну. Здание музея напротив… Их чертов нафталин и моль, вылетавшая из дверей… Они травят вредителей, проводят дезинсекцию… Иначе все их чучела придут в негодность…

И еще он вспомнил Юлию Осмоловскую. Ее лицо, когда она сказала им: «Краснова? Она… звонила».

Крохотная пауза между двумя словами.

Гущин закрыл глаза.

Музей… моль… дезинсекция… И – вдова, заподозренная соседями в отравлении собак пестицидом! А если Осмоловская им солгала? И Краснова не звонила ей, а посещала ее в Вороново в свой выходной? В воскресенье? И Адель Викторовна им внушала – мол, Краснова была у вдовы переводчика Велиантова.