— Здравствуй, — эти слова она выговорила почти шепотом.
— Даша дома?
— Пока — дома, — подчеркнула жена слово «пока». — А ближе к вечеру начнутся скандалы.
— Сегодня скандала не будет. Обещаю.
— Посмотрим. Не говори «гоп»…
— Антонина Васильевна дома?
— Нет. Мама поехала на день рождения подруги.
Это было уже счастье!
— Я принес вам копченой колбасы, сыра, печенья.
Наташка молча взяла у него из рук пакет с продуктами и понесла на кухню. Губарев надел тапочки и прошел в большую комнату.
— Даша! — крикнул он. — Ты где? Ау! Гюльчатай, покажи свое личико. Папа пришел.
В ответ — ни звука.
В комнату прошла Наташка и села рядом на диван.
— Что с ней? — спросил Губарев.
— Переходный возраст.
— Кажется, он уже прошел. Это в тринадцать-четырнадцать лет концерты закатывают.
— Один переходный перетек в другой. Теперь проблемы другого порядка.
— Что именно?
— Сам понимаешь! На уме — мальчики, гулянки!
— Да брось волну гнать! Что, Дашка на панели, что ли, стоит? Ну, встречается с кем-то, ходит в компании. Мы сами такими были.
— Компания компании — рознь.
— Ты говори толком, не темни.
— Мне не нравится ее компания и ее мальчик.
— Чем? Наташка неопределенно пожала плечами:
— Всем!
— Так не бывает.
— Не нравится, и все! Не доведут Дашку до добра эти свиданки.
— У нее же голова на плечах есть.
— Это тебе так кажется. А на самом деле позвонили — уроки побоку, и все: чао, мама!
— Чтобы составить правильное мнение, нужно выслушать и другую сторону.
— Выслушивай! Если она захочет с тобой разговаривать.
— Попробую. Губарев встал и постучался в комнату к дочери.
— Можно?
— Нет.
— Почему?
— Потому!
— Я все-таки применю силу и войду.
— Только попробуй!
Майор открыл дверь и увидел Дашку, сидевшую на полу.
— Зачем пришел? — сердито сказала она.
— На тебя посмотреть!
— Ну что, посмотрел? — Дочь повернулась к нему в фас и профиль.
— Нет. Еще не нагляделся. Деньги за просмотр платить надо?
Дашка прыснула:
— Обязательно!
— Сколько?
— Доллар за минуту.
— Дороговато берете!
— Такие времена!
— Ладно, не дуйся, пошли в гостиную.
— Не пойду.
— А что случилось?
— Не хочу ее видеть.
— Чем тебе мать не угодила?
— Как мегера. Орет только одно: не пущу, и все! Я что, должна дома сидеть целыми днями?
— Мама просто беспокоится за тебя.
— Пусть лучше о себе беспокоится. А обо мне не надо.
— Ладно, ладно, пошли, — сказал Губарев, приподнимая дочь с пола. — Ой, какая тяжелая! Сколько в тебе килограмм-то?
— Не скажу!
— Понятно! Страшный секрет!
В гостиной Губарев появился вместе с Дашкой.
— Принимай дорогих гостей, — обратился он к жене.
— Не буду с ней разговаривать. — И тут Дашка разревелась, уткнувшись лицом ему в грудь.
— Даша… что ты! — Губарев гладил ее по темным блестящим волосам и чувствовал, как что-то сладкое разливается у него в груди. Это было его родное существо! Он вдохнул запах Дашкиных волос. Они пахли яблочным шампунем.
— Ничего! Если я умру, она будет только рада, — всхлипнула дочь.
— Даша, да что ты говоришь такое! Ты — самое главное в нашей с мамой жизни.
— А почему тогда со мной так обращаются? Почему? Грубят, за человека не считают!
— Грубишь только ты, — вставила жена. Губарев поднял руку в знак примирения.
— Тише, тише. Давайте разберемся. Что тут происходит? — Он усадил дочь на диван и сел рядом. — Мама говорит, что ты встречаешься с мальчиком.
— Пап! Это смешно! Мне уже шестнадцать.
— Хорошо… шестнадцать. Замечательно, — говорил Губарев успокаивающим тоном. — Но все равно надо не терять головы.
— Да я ее и не теряю.
— Как зовут твоего друга?
— Влад.
— Он из вашей школы?
— Из параллельного класса.
— Так… — Майор пытался очертить круг вопросов, которые можно задавать, не опасаясь криков или слез. Но вместе с тем надо было двигаться дальше. По минному полю… — Вы встречаетесь. Что делаете?
— Да… да… расспроси ее об этом поподробнее, — сказала Наташка, вздернув вверх подбородок.
Дашка открыла рот и собиралась сказать какую-нибудь колкость, но вместо этого ее глаза опять налились слезами.
— Все, все, — Губарев прижал ее к себе. — Наташ, выйди. Нам надо поговорить наедине.
Представляю, до чего вы тут договоритесь, — выпустив «змеиную радость», жена вышла из комнаты, шурша ярко-голубым халатом, который, по мнению майора, ей не шел, так как подчеркивал бледность лица.
Когда они остались наедине, Губарев шепнул дочери:
— Мама не должна знать о нашем разговоре, понятно?
— Хорошо, — также шепотом ответила дочь.