Хранящая прах (СИ)

Вихсар поднялся, Мирина осталась лежать на постели, наблюдая за ним. А ведь раньше и представить себе не могла, что станет вот так любоваться им, наслаждаясь его красотой, молодостью и силой. Он одарил ее еще водопадом поцелуев прежде, чем покинул ее. Мирина откинулась на постели, закрыв глаза, ресницы вздрагивали, а губы сами собой растянулись в улыбке, и тут же легла на душу тяжесть того, что произошло здесь, в степи. И вспыхнувшее было блаженство осыпалось мелкой пылью. Она положила на грудь руку, нащупав оберег. Гладкий, теплый. Символ крутящегося колеса, не прекращающего своего движения. Наверное, так будет всегда — Вихсар вновь растопит затянувшийся лед, возродив из слоя тлена новую жизнь. На пропитанной кровью земле вырастут цветы.

Голос Садагат стал еще громче — та возлагала утренние задачи Немее. Мирина полежав еще немного, поднялась, решая приняться за сборы, и, натянув на себя рубаху, вышла к очагу.

Женщина сразу захлопотала, выставив яства, чтобы постранничать. Мирина не отказалась.

— Садагат, — позвала она знахарку, та подняла голову готовая внимательно выслушать. Немея, что сидела тихо, тоже обратилась в слух.

— Скажи мне, как забыть прошлое?

Женщина посмотрела на нее внимательно, раздумывая, а потом выдохнула, расправляя рушник на коленях.

— Его нельзя забыть, хатан, — ответила она. — Почему ты задаешь такие вопросы? Тебя что-то беспокоит?

— Я… — Мирина запнулась, мотнула головой. — Нет… просто скучаю по дому.

Садагат покачала головой, продолжая смотреть на нее.

— Я могу провести обряд один, он поможет твоему перерождению. Для этого собери всю свою старую одежду, все, что носила раньше.

Раздумывать Мирина долго не стала — поднялась, вернулась к себе, вновь окунаясь в теплые запахи, оставленные ею и Вихсаром совсем недавно. Одевшись теплее в шерстяные платья и меха, Мирина открыла сундук и перебрала свои одежды, откладывая льняные рубахи и платья, что привезла из Ровицы, высыпала все украшения, свернула в узел, остался только один оберег на шее, подаренный отцом — Мирина сжала его в пальцах и, быстро сорвав с шеи, бросила к остальным украшениям… Собрала все в охапку, вынесла к очагу.

Садагат, раскрыв шире отверстие в куполе шатра, молча забрала у Мирины вещи, велев Немее подбросить углей в очаг и выйти, сама подвела княжну ближе к костру, так, что тепло огладило ее лицо. В многослойной одежде сразу стало жарко.

Женщина, торопливо высыпав в железный ковш с мелкой сеткой сухие травы, опустила его в огонь — они быстро затлели. Губы Садагат зашевелились — она что-то произносила почти шепотом, не разобрать, поднялась, круговыми движениями помешала горящую траву, от которой пошел обильный дым. Знахарка неспешно двинулась вокруг очага, обойдя и княжну, окуривая и очищая дымом. Запах чабреца и шафрана плотно окутал, так, что голова сразу закружилась и стала тяжелой, а грудь наполнилась густотой. Окутанная дымом, Мирина поначалу и не видела перед собой ничего, а когда тот рассеялся, Садагат уже бросала в огонь одну за другой вещи. Понадобилось немало стойкости, чтобы наблюдать за тем, как огонь мгновенно их схватывал, прожигая, и те горели и обугливались, истлевая. Стало еще жарче — пришлось отступить на шаг. Знахарка продолжала класть подношения огню с сосредоточением. И когда те закончились, взяла в руки украшения.

— Это нужно отдать воде, — объяснила она, откладывая в сторону. — Вель заберет их.

Мирина кивнула, неотрывно наблюдая, как белые всполохи все поднимались выше, обжигали кожу. Казалось, что огонь переметнулся и на нее, и вот-вот вспыхнут подол и косы. А потом страх испарился, исчезло окружение, а потом вдруг привиделось, будто Мирина стоит внутри огня. В какой-то миг она поняла, что огонь оказался внутри нее — метался и бурлил, выжигая, словно слепленный из глины кувшин, опалял стенки, а казалось — края ее души, сжигал все лишнее, делая поверхность гладкой, нутро крепло и твердело. И вот она уже стоит, обтекаемая, горячая, и еще не взятая руками мастера.

Княжна не заметила, как за спиной открылся полог, но когда за ним появился хан, она это почуяла. Отрываясь от пламени, повернулась к нему лицом. Вихсар, наблюдая за происходящим, медленно прошел вглубь, прикованный к княжне взглядом. Он подступил так близко, что Мирина видела, как в черных глазах заиграло неукротимое пламя, в сердцевине которого стаяла она — Сугар, отраженная в его зрачках, как в жерле очага — накаленным слитком. Все это время Вихсар был тем, кто так тщательно, иногда грубо, жестоко, против воли обжигал ее, делая той, кем она должна стать, и только он мог коснуться раскаленной души княжны и не обжечься: он — хан Вихсар, предназначенный ей чей-то волей.