Хранилище

Дотошный аккуратизм, любовь к симметрии, эти вылизанные дорожки, эта стран­ная вешалка, эти педантичные повадки лейтенанта, его вытянутые вперед губы с торчащими усами, делавшие его похожим на какого-то зверька,— все зто почему-то напоминало русского царя Петра Третьего в стране Снежной Королевы.

В левой половине располагался жилой отсек, три проходные комнатки: в край­ней — кабинет лейтенанта, в средней — спальня на двоих и в ближней — пищеблок.

Моя койка — напротив койки лейтенанта: такой же белый конверт из одеяла и простыней, подушка — пельменем, полотенце — на спинке. Над койкой лейтенанта — портрет Сталина в форме генералиссимуса: величавый старец смотрел безразлично, с холодным прищуром.

— Может, перевернем? Лицом к стене,— предложил я.

Лейтенант глянул исподлобья.

— Ахинею какую-то несешь.

— Почему ахинею? Перед генералиссимусом надо стоять навытяжку, руки по швам...

— Не нравится, вали в казарму, у меня особых гостиниц нет,— хмуро сказал лейтенант.— И запомни: зто моя личная комната. Пускаю тебя как гостя.

— Тогда все ясно. В принципе могу и с солдатами.

— Оставайся, — пробурчал лейтенант.

Я сунул портфель под вешалку, на которой сиротливо висел полушубок лейтенанта. В углу чугунно поблескивали пятикилограммовые гантели и двухпудовка.

Мы перешли в кабинет. На окне решетка. В углу у окна несгораемый сейф. Два стола встык, напротив друг друга, по стулу за каждым, книжный шкаф. В шкафу — уставы, «Краткий курс», «Вопросы ленинизма» и «Экономические проблемы социа­лизма в СССР» Сталина, знаменитая брошюрка Ворошилова «Сталин и Красная Ар­мия», книги Жданова, Кагановича, еще чьи-то... У левого стола тумба с кнопками и телефонной трубкой на рычагах.

Сильно пахло сапожной ваксой. В пищеблоке тоже на полную громкость орало радио: тот же дикторский голос вещал про успехи в сельском строительстве. Мне вспомнился вчерашний поезд, набитый амнистированными...

— Умываться — в пищеблоке,— сказал лейтенант, махнув рукой в глубь помеще­ния.- А все остальвое — на свежем воздухе. У вас так...

Сняв трубку, он нажал на одну из кнопок.

— Сержант Махоткив слушает! — донеслось из трубки.

— Сержант, взять двух солдат, поправить площадку у ворот. Понял?

— Товарищ лейтенант, разрешите? — проскрипела трубка.— А, может, когда обед подвезут, опять порушат, тогда заодно?

— Выполняйте,— сухо, без всякого выражения сказал лейтенант.

— Есть, товарищ лейтенант!

Опустив трубку, лейтенант постоял в задумчивости, затем не торопясь разделся, повесил на вешалку портупею с пистолетом, шинель, шапку и шарф. Тщательно причесался перед зеркалом между шкафом и вешалкой. Одернул китель и снова осмот­рел себя в зеркале.

Был он высок, строен, даже изящен в своем ладном отутюженном кителе, синих галифе и начищенных до блеска хромовых сапогах. Пуговицы сияли, подворотничок белел ровной тонкой полоской. Худое вытянутое лицо казенно сухо, круглые янтарные глазки сидят по-волчьи близко, гладкие черные волосы зачесаны назад, виски и щеки впалы — во всем облике подбористость, спортивная упругость.

Он открыл сейф, вынул внушительную стопку журналов наподобие амбарных книг.

— Начнешь прямо сейчас? — спросил, усаживаясь за стол.— Садись!

Я сел напротив. Он раскрыл журнал, сделал короткие записи — поставил время прибытия и убытия бронетранспортера, а также зафиксировал мое появление на «точке». Положив журнал сверху, он придвинул всю стопку ко мне. «Приемки- сдачи объекта», «Пломбы на складе», «ЧП», «Проверка сигнализации», «Посту­пление — выдача», «Инструктаж личного состава» ...

Сильно мешало радио, но лейтенант, видно, привык к нему, не обращал внимания.

— Мне-то зачем все это? — спросил я, перебрав журналы.— Я же не журналы приехал проверять — Хранилище!

— Хранилище?! — Лейтенант даже присвистнул.— А ну-ка, документы!

Я достал свои бумаги, и лейтенант по-новой принялся изучать их.

За окном чуть посветлело, свет прожекторов уже не был таким слепящим. Дружный топот солдатских сапог то нарастал, то удалялся — ребят гоняли, видно, действительно до седьмого пота.

— Так, так, так...— задумчиво бормотал лейтенант, вчитываясь в бумаги, желая придраться к чему-нибудь и не находя ничего.— Значит, само Хранилище?

— Само,— кивнул я.— Работа срочная...

— Вижу! — перебил лейтенант.— Да еще трех солдат! Трех не могу — одного дам.

— Одного мало.

— Сегодня — одного. Завтра — видно будет.

Лейтенант собрал журналы, сунул в сейф, закрыл на ключ. Похоже, он был обеску­ражен промашкой с журналами.

Снаружи в сторону ворот прошли три фигуры: двое с широкими лопатами и метлами, третий — налегке. Лейтенант вытянулся к окну, проводил солдат хищным взглядом.

— Ну, инженер Олабьев, готов к работе на объекте? — торжественно спросил после некоторого молчания.— Все есть?

Приборчик, журнал, секундомер, три рулетки, фонарики, пачка мелков, шпагат с гайкой — все это я положил в портфель, предварительно переложив запасное белье и прочие дорожные мелочи на койку. Лейтенант болезненно поморщился, глядя на груду вещей на койке, но, видно, решил махнуть на меня рукой — не перевоспитаешь!