Хранилище сов (СИ)

Задыхаясь от ненависти к себе, Гарри дернул за ручку, дверь тихо открылась, выпуская его, и тут же с мягким щелчком захлопнулась за его спиной, а он оказался в неказистом дворе. Гарри с удивлением огляделся: за его спиной возвышался все тот же знакомый домишко с покосившимися стенами. На крыльце, облокотившись на кривые перила стояла потерянная Гермиона с глазами, покрасневшими от слез.

— Что… — Гарри не знал, что у нее нужно спросить. Он даже забыл, что пришел сюда вместе с подругой. Погрузившись в прошлое и малфоевские письма, он вообще обо всем забыл. Но сейчас он даже рад был отвлечься от своих невеселых дум о Малфое.

— Это письма от Виктора, — Гермиона растерянно держала их в руке. — Я не знала, что он мне писал. Почему?.. Почему они до меня не дошли? — по ее щекам снова потекли крупные слезы. — А я их ждала. Ждала все эти годы. Думала, что разонравилась ему. Даже ему.

Окутанный дымкой воспоминаний, Гарри не знал, что ей ответить, с трудом возвращаясь в реальность.

— Он… Последний раз он писал мне полгода назад. Еще до войны, — прошептала Гермиона, склоняясь над письмом так, что каштановые кудри рассыпались по пергаменту. — Что так и не встретил девушки лучше, чем я. Что боится за меня. И что если только я соглашусь, он прилетит за мной на край света. — Что это, Гарри? — с болью выкрикнула она. — Разве так бывает? Рон никогда в жизни не говорил мне таких слов! Я считала, что я их просто не стою! Что я придумала себе какую-то любовь, а в жизни все циничней и проще. И что это нормально: кинуть мне, набив щеки за ужином, “как думаешь, может, нам уже пора заняться сексом?”

Гарри, не ожидавший от сдержанной подруги таких откровений, почувствовал, как щеки у него покраснели.

— Ты поэтому его бросила? — спросил он, припоминая, что Рон с напускной жалостью, но каким-то искренним облегчением сообщил ему пару недель назад о своем разрыве с подругой.

— Нет… То есть, да, — Гермиона как-то неловко дернула головой, — Я не знаю. Все с ним было никак. Я решила, что просто не умею любить. И что мне лучше не мучить его и остаться одной.

— А теперь? — Гарри настороженно смотрел на ее убитое лицо.

— А теперь я просто не знаю, что мне делать, — выкрикнула она, опуская вниз руку с заветным пергаментом. Краем глаза Гарри невольно выхватил на нем слова “буду любить всегда” и смущенно отвел взгляд.

— Напиши ему, — посоветовал он, чувствуя себя не в своей тарелке. — Прямо сейчас. Наверняка, гоблин сможет одолжить тебе какую-нибудь сову.

— Зачем? — тихо спросила она, и голос ее зазвучал равнодушно и глухо. — Гарри, все позади. Уже поздно…

— И вовсе не поздно! — с жаром воскликнул Гарри, начиная ее убеждать. — Послушай меня, Гермиона, даже если и поздно, то самым худшим будет отказ. Поверь, лучше сделать не то, и потом жалеть, чем жалеть о том, что ты этого не сделала, — он легко подтолкнул ее к выходу. — Иди, — приказал он. — Напиши ему. Чтобы не мучиться этим всю жизнь.

Гарри рванул на себя старую дверцу, снова пропуская Гермиону в Хранилище.

Временно забыв о своих горестях, он смотрел, как подруга робко останавливается возле гоблина и что-то тому объясняет. Как гоблин, кряхтя и бранясь, достает пергаментный свиток, протягивает его Гермионе и подзывает к ним поближе сову.

Гарри захлопнул дверь и, отвернувшись, стиснул перила. Он чувствовал легкую зависть к подруге, чье лицо озарилось вдохновением, когда она подняла глаза вверх, сочиняя письмо. Только сейчас он понял, что и у него мог быть такой человек. Если бы он только мог написать Малфою письмо со словами: “Драко, прости. Давай все исправим?”. Но он сам сделал так, что Малфой его ненавидит с третьего курса, по-настоящему ненавидит, и надежды что-то исправить у него не осталось. Драко в его жизни нет и больше не будет. И даже если ему написать письмо с извинениями, то ему равнодушно ответит Малфой — надменный, высокомерный, брезгливый, нехотя снизошедший до ответа к убогому Гарри.

Малфой, но не Драко.

За спиной хлопнула дверь.

— Я написала, — обернувшись, Гарри увидел, что Гермиона снова вышла наружу и теперь стоит с пунцовыми щеками и пятнами на лице. — Я написала ему, что не получала его писем, что готова попробовать, что… тоже думала о нем все это время. И что сейчас я в Хранилище Сов внезапно все прочитала… И я… Гарри, я такая глупая, что еще на что-то надеюсь, — она всхлипнула, ее плечи задрожали, и Гарри, который почти никогда не видел свою подругу плачущей, поспешно притянул ее к своему плечу:

— Иди ко мне.

Гермиона обхватила его руками за шею и тихонько всхлипывала куда-то в воротник, впервые позволяя себе выплакаться за долгое время после войны. А Гарри просто молча гладил ее по спине, по волнам волос, и тихонько покачивал подругу из стороны в сторону, понимая, что слова сейчас не нужны. Он просто любил ее за то, что Гермиона всегда была его другом, лучшим другом за все это время.

— Это была какая-то английская шутка, из тех, что я не понимаю? — произнес у них над ухом голос с легким акцентом, и Гарри, не выпуская подругу из объятий, резко на него обернулся.