Хранилище ужасных слов

— Потому что если мобильный звонит у него в каком-нибудь общественном месте, он ведет себя будто надутый биржевой брокер — отвечает только после четвертого или пятого звонка, чтобы все видели, как в нем нуждаются, говорит громко, свысока посматривая на окружающих, а на меня вообще ноль внимания. Нет уж, спасибо. Подожду до десяти или до половины одиннадцатого, когда дети лягут, чтобы спокойно с ним поговорить.

— А с ними ты поговорить не хочешь?

Ана снова покачала головой:

— Диего, наверное, ушел к Педро. В последнее время я его почти не видела; он из тех, кто определенные ситуации не выносит. А Талья…

— Что Талья? Она без тебя и дня прожить не может.

— Не уверена. Думаю, лучше нам пока не разговаривать.

— Да что случилось, Ана?

— Ты моя лучшая подруга, но сейчас я хочу во всем разобраться сама. Я тебе потом расскажу.

— Пойдем поужинаем в какой-нибудь китайский ресторанчик, — предложила Марга, понимая, что проблема подруги слишком серьезна и одними расспросами ее не разрешишь. — В конце концов, если они где-то развлекаются, почему бы и нам не доставить себе удовольствие? К тому же завтра суббота.

Ана улыбнулась.

— Хорошо, пойдем. За многие годы это первая пятница, когда я могу делать что хочу. И я уже сто лет не была в китайском ресторане.

Там: Четыре

Провожатый оставил ее одну в маленьком, круглом как пузырь зале, где она парила наподобие космонавтов в кораблях, летающих вокруг Земли. Сам зал утопал в мягком розовом свете, настолько убаюкивающем, что Талья понимала: если в ближайшее время ничего не произойдет, она уснет. Она так устала, будто целый день карабкалась по горам, а на самом деле всего-навсего побеседовала с каким-то странным существом и побывала в таинственной библиотеке. Правда, до этого она четыре часа отсидела в школе, но воспоминания об уроках почему-то казались сейчас чем-то очень далеким, словно за давностью времени потеряли значение.

Она на несколько секунд закрыла глаза, а когда открыла, увидела висящего прямо над ней Пабло, который тряс ее за руку.

— Ну и напугала ты меня, малявка! Я думал, ты умерла.

Талья в растерянности заморгала:

— С чего бы это мне умирать? Я просто уснула и уже видела сон, а ты меня разбудил.

— Расскажи, что с тобой тут случилось.

Чудно было беседовать, летая вроде мыльных пузырей, то вверх головой, то вниз, но зацепиться за что-нибудь и спокойно повисеть, а тем более посидеть и поговорить как нормальные люди, не представлялось возможным.

— Наверное, то же, что и с тобой, — сказала Талья. — Меня отвели в библиотеку, или архив, или что-то в этом роде, показали мои слова и привели сюда.

— А твои слова… поддаются регенерации?

Талья не знала такого слова, но предположила, что речь идет о сроке годности.

— Через пять лет они станут безвредными. А твои?

Пабло помрачнел и слегка от нее отплыл.

— Мои не поддаются, — ответил он, повернувшись к ней спиной.

— Хочешь сказать, они останутся навсегда?

— Именно это я и сказал, — раздраженно бросил он.

— Почему?

Пабло промолчал.

— Я спрашиваю, почему, — не отставала Талья.

Разозлившись, Пабло сделал слишком резкое движение и вместо того, чтобы повернуться к девочке, завертелся, как крутое яйцо на гладком кухонном столе, пока Талья не схватила его за руки и не остановила.

— Насколько я понимаю, потому что я сказал Хайме правду. Я сказал, что нечего уводить у друга невесту, а главное — что я дружил с ним, так как всегда считал его хуже себя, понимаешь? Он ниже, глупее, беднее, внешне непривлекателен… и всё в таком духе.

— Это правда?

— Насчет роста и внешности — чистая правда: достаточно просто на него взглянуть.

— А то, что ты дружил с ним только потому, что он хуже?

Пабло снова отплыл от Тальи.

— В этом проклятом зале даже двери нет. Если они нас не освободят, мы никогда отсюда не выберемся, — злобно пробормотал он.

— Кажется, я тебя кое о чем спросила и жду ответа.

— Ну не знаю, — Пабло пожал плечами. — Отчасти да, особенно в начале.

— Вы давно дружите?

— Мы познакомились, когда нам было по десять лет, в интернате. Мои родители собирались разводиться и решили отослать меня туда, чтобы я не видел, как они целыми днями ругаются. Хайме жил там по стипендии. Я оказался совсем один, без друзей, был очень подавлен и не представлял, как все сложится дома. Хайме тоже никого не знал и к тому же сильно скучал по семье. Сначала мы сблизились, поскольку оба чувствовали себя несчастными, затем я стал помогать ему с уроками, а он защищал меня от взрослых ребят — так и подружились. Хайме жил в бедном квартале, поэтому был гораздо более решительным, да и улица многому его научила. Когда мы получили степень бакалавра и перешли на следующую ступень, мои родители сняли квартиру, чтобы мы и дальше были вместе. На Хайме они полагаются больше, чем на меня.

— Твои родители так и не разошлись?

— Если бы! Как только сбагрили меня, сразу разбежались. Мать теперь замужем за аргентинцем — у него свое ранчо с коровами, — а отец нашел девчонку почти моего возраста. Я им всем только мешаю.