Хранилище ужасных слов

Талья со страхом подумала, что и ее может ждать такая участь: Диего уедет учиться в другой город, родители разведутся и каждый заведет новую семью, а она окажется где-нибудь в интернате за тридевять земель отсюда.

— Хайме мне как брат, — продолжал Пабло. — Кроме него, у меня никого не было. К тому же он вел все хозяйство: ходил за покупками, готовил, стирал…

— Ну и нахал же ты! — не сдержалась Талья.

— Мои родители платили за квартиру и уже подыскивали, куда бы его устроить после окончания учебы. Нужно же было как-то их отблагодарить, вот он обо мне и заботился. А в один прекрасный день явился, такой виноватый, и сообщил, что встречается с Йоландой. Ну, я его и выгнал. В конце концов, квартира-то моя.

— Йоланда — твоя невеста?

Пабло неопределенно пожал плечами, и это движение отбросило его к стене похожего на пузырь зала.

— Какое-то время мы встречались, но я считаю, не стоит встречаться с одной-единственной девушкой, потому что она сразу начинает думать о замужестве и прочем занудстве.

— В таком случае нормально, если она встречалась еще и с Хайме. У тебя есть другие подружки, почему же Йоланда не может встречаться с другими ребятами?

— Может, но только не с Хайме.

— Почему?

— Потому что Хайме — мой друг, и к тому же он настоящее чучело. Йоланда заслуживает кого-нибудь получше. Да и мы с ней еще не окончательно порвали.

Он замолчал, и Талья снова начала клевать носом, но Пабло не дал ей погрузиться в сон.

— Считаешь, я поступил неправильно? — спросил он.

— Выгнав его из дома? — попыталась с ходу сориентироваться Талья.

— Да нет, дурочка, придя сюда.

— Мне казалось, ты пришел за тем же, за чем и я: исправить то, что мы совершили.

— Сначала я и намеревался это сделать, а теперь думаю, что ошибся. Любая дружба заканчивается, это естественно. Распадаются даже двадцатилетние браки, родители лишают наследства детей, дети отправляют родителей в дома престарелых, братья и сестры не разговаривают друг с другом — закон жизни, ничего не попишешь.

Талья уже собиралась возразить, но промолчала. Доля истины в словах Пабло была, подобное действительно случается. Разница лишь в том, что она не считала такой порядок вещей правильным и хотела бы его изменить.

Она еще немного подумала и лишь потом произнесла:

— Здесь могут научить, как все это улучшить.

Пабло вдруг расхохотался.

— Ты по-прежнему думаешь, что тут всё взаправду? Неужели ты не понимаешь, что это просто сон, мечта?

— Если бы это была мечта, — с досадой произнесла Талья, — тебя бы здесь не было, потому что я о таких не мечтаю. Да и ты слишком большой эгоист, чтобы мечтать о младшей сестренке вроде меня.

Они, наверное, еще долго спорили бы о реальности происходящего, но прежде чем Пабло успел ответить, откуда-то появилась розовая пелена, разделившая их, будто стена. Часть, в которой очутилась Талья, постепенно теряла очертания, пока не превратилась в ровную поверхность, а Пабло опять оказался внутри какого-то шара.

Она услышала его доносящийся издалека голос:

— Не бросай меня тууууут!

Но это длилось всего мгновение, после чего опять наступила тишина и перед Тальей вновь появилась светящаяся фигура.

Здесь: Восемь

Увидев, что оба врача покинули палату девочки, Тере заглянула туда и поманила к себе Мигеля:

— Проходите, проходите. Смотрите, какая она красивая.

Мигель неуверенно приблизился к кровати, борясь с желанием схватить Талью, закинуть на плечо и бежать отсюда как можно быстрее. Впервые после рождения его дочь оказалась в больнице.

Тере не преувеличивала: пусть бледная и с забинтованной головой, но Талья была очень красивой и выглядела спящей. Возле нее стояла капельница, из носа торчала кислородная трубка.

— Ее одежда вот в этой сумке, — сказала Тере так громко, что Мигель недовольно поморщился. Медсестра заметила его гримасу и улыбнулась. — Боже мой, мы ведь не на похоронах, можем говорить нормально. Подойдите поближе, не бойтесь.

Тыльной стороной ладони Мигель слегка коснулся дочкиной щеки.

— Ей больно?

— Не думаю. Смотрите, какая она спокойная, будто видит хороший сон или мечтает о чем-то приятном.

— Талья, — прошептал Мигель ей на ухо, — это папа. Ты попала в аварию, но все будет хорошо, вот увидишь.

Тере от двери улыбнулась ему.

— Возьмите стул и продолжайте с ней разговаривать. Я обойду больных и вернусь.

Он чуть было не попросил ее задержаться, не оставлять его одного с Тальей, неподвижной и отчужденной, как мраморная статуя, но вместо этого стал потихоньку говорить, что Диего, наверное, уже прочитал записку и вот-вот придет, что они пытаются найти маму и скоро все образуется.

Вдруг он услышал в коридоре сначала сдавленные рыдания, потом характерные рвотные звуки и вышел посмотреть, что происходит.

Диего сидел на полу, прислонившись спиной к стене, и вытирал рот бумажным платком из пакета, который протягивал ему Педро.

— О маме ничего не известно? — был первый вопрос, заданный сыну.

Диего и Педро покачали головами, затем Педро сказал:

— Мы оставили записку на том же месте, чтобы Ана, если зайдет, сразу ее прочитала.

— Она не звонила?