Хранить вечно. Дело № 1

Что мешало мне наслаждаться чистыми, ничем не замутнёнными радостями этого дня – неужели, только цинизм далеко уже немолодого мужчины, повидавшего на своём веку немало митингов и торжественный собраний, и хорошо знающего им цену? А вот и нет – просто у нас с Марком на сегодняшний выезд в Харьков есть свои, тщательно разработанные планы.

Воспользоваться оказией для намеченного побега мы решили сразу, как только узнали о готовящемся мероприятии. В самом деле: первая (правда, самая короткая) часть нашего маршрута переставала быть проблемой, мы проделаем её вместе с дружным коллективом коммуны. После митинга на аэродроме, согласно объявленному распорядку должен состояться обед, после чего коммунаров отпустят в город до семи вечера, когда в Центральном клубе «Металлист» должен состояться торжественный концерт. Именно этот временной зазор, между обедом и концертом, мы выбрали, чтобы покинуть столицу Советской Украины. Немалых трудов стоило мне раздобыть расписание поездов, отходящих с харьковского вокзала в сторону Москвы, и один из них, идущий до Белгорода, нас с Марком вполне устраивал.

Почему именно до Белгорода, когда нам надо было ехать дальше? Тут всё очень просто: билеты на поезда, курсирующие между столицами, раскупаются заранее, да и контроль на них не в пример строже. А вот если попробовать добраться до Москвы, как говорили в моё время, «на собаках», то есть, пересаживаясь с одного поезда местного сообщения на другой – это, хоть и займёт больше времени, но куда вернее обещает успех. Причём, если набраться достаточно наглости, то можно, сойдя в Курске обратиться к сотрудникам милиции – и, прикинувшись отставшими от группы школьниками, попросить помочь добраться до столицы нашей родины. А что? Метрики, они же свидетельства о рождении, мы заранее стащили из канцелярии – помогут, никуда не денутся…

Остаётся только погрузить клятые ящики в трёхмоторный угловатый гроб, склёпанный из гофрированного дюраля в германском Дессау, на заводе «Junkers Flugzeugwerke AG» - и постараться при этом не продрать «парадку» об углы и топорщащиеся концы упаковочной проволоки.

В самолёт мы с Марком забрались первыми, через боковую дверку, к которой была приставлена маленькая алюминиевая лесенка – и тут же направились в хвост, чтобы принимать подаваемые снаружи ящики. Фюзеляж «Юнкерса» изнутри был такими же, как и снаружи - угловатым, с выгнутым потолком и гофрированными стенками-обшивкой, вдоль которых тянулись горизонтальные балки нервюр, пересечённые широкими дырчатыми арками лонжеронов. В потолке, позади пилотской кабины, и примерно в середине фюзеляжа имели место проёмы под пулемётные турели – сейчас они были сняты вместе с сиденьями и закрыты от набегающего потока брезентовыми прошнурованными чехлами. Ага, вот и ещё одно доказательство военного назначения тевтонского пепелаца: такое же отверстие, только шестиугольное и больше размером, имелось и в днище - раньше в него выдвигалась цилиндрическая, похожая на бочонок пулемётная башенка, призванная защищать машину от атак с нижней полусферы. В данный момент отверстие было прикрыто листом гофрированного дюраля и для верности застелено поверх листа досками, чтобы тяжёлые ящики не продавили тонкий металл. Я наклонился, посмотрел - а лист-то, дорогие товарищи авиаторы, прихвачен халтурно! На соплях, прямо скажем, прихвачен - несколькими витками стальной проволоки, закрученной пассатижами. А вот и сами пассатижи, заткнуты за металлическую рейку, идущую вдоль бортовой обшивки. Рядом моток проволоки и бухта троса – ага, это для того, чтобы крепить ящики, потому как ни ремней, ни багажных сеток здесь не предусмотрено. На взгляд обитателя двадцать первого века, имеющего хотя бы поверхностное представление о строжайших регламентах безопасности в авиации – головотяпство, граничащее с диверсией. А здесь ничего, сходит, и долго ещё будет сходить…

Стоящий в проёме бокового люка техник в промасленной аэродромной спецовке посторонился, пропуская внутрь Копытина и Семенченко, и снаружи стали подавать ящики. Мы принимали их и оттаскивали в хвост – техник сердито покрикивал, распределяя груз. То, что полегче, стремянки и тележки, оказалось в самом конце, и мы крепко прихватили их тросами, чтобы не болталось и не дребезжало в полёте. Ближе к середине корпуса поставили ящики со стартерами – они были тяжелее, и техник, возясь с креплениями, бурчал что-то насчёт правильной центровки, без которой самолёт может не взлететь, или, хуже того, потерять управление в воздухе.

Наконец, погрузка была закончена; снаружи раздался повелительный глас Олейника - «Пацаны, вылазьте живо, сейчас на самолёте катать будут!» – и Копытин с Семенченко кинулись к трапу.

Мысль мелькнула в мозгу вдруг, внезапно, словно метеор, прорезающий ночное небо.

...Безумие? Ещё какое! Но секунды стремительно утекают, и если уж решаться, то прямо сейчас...

Я ухватил Марка, ринувшегося, было, к люку, за локоть.

- Погоди, нам с тобой не туда!

Он обернулся.

- А? Что?.. Не туда? А куда?..