- Ещё раз прошу извинить меня за невежливость. – гость поклонился, согнувшись в поясе и сложив ладони перед собой лодочкой. – Меня зовут Ван И, и я ваш новый учитель.
По-русски он говорил безупречно, хотя и с характерным акцентом.
- Не будете ли вы так любезны сесть в круг и приготовится внимательно слушать? Прежде, чем приступить к учёбе, мы с вами должны обсудить множество очень-очень важных вещей.
В классе повисла мёртвая тишина. Скосив взгляд, я увидел, как вытянулись физиономии у Марка и Татьяны.
…а что вы хотите? Я и сам офигел…»
IV
Я нисколько не сомневался, что нас сейчас попросят повторить собственные истории – вроде той, что только что изложила нам Татьяна. Ну, всё, по порядку: жил, родился, какие способности проявились, как попал в поле зрения программы Гоппиуса, когда оказался в коммуне… Ничего подобного учителя Лао -
Сам учитель Ван Лао целиком соответствовал моим представлениям: невысокий, сухонький, с редкой седой бородёнкой, возраст он имел неопределённый – с одинаковым успехом ему могло быть и сорок пять, и семьдесят. Носил учитель Ван Лао обыкновенную для китайцев то ли пижаму, то ши рубаху с широкими штанами и тростниковые тапочки; голову покрывал шапочкой из чёрного шёлка, обильно расшитой иероглифами.
Кстати, по поводу обращения. Я достаточно освоил в той, прошлой жизни китайский; возможно, сказался как-то и «багаж» моего реципиента, чьё детство прошло на КВЖД, где он так же освоил этот непростой язык – правда, в-основном, маньчжурский его диалект. И мог уловить, в том числе, и отдельные нюансы, непонятные моим «одноклассникам», Например, почтительное обращение «шифу» означает не просто «учитель» - составляющие его иероглифы обозначали «наставник» и «отец». Многозначительная деталь, особенно, если знать, что обычного школьного учителя, педагога,в Китае именуют «лоаоши», не делая различий для учебных заведений или предметов преподавания…
Узнав, что я владею китайским (выходит, папки с моим личным делом, где имеется соответствующая пометка, он не видел?) учитель Лао обрадовался и с тех пор обращался ко мне только на этом языке, требуя от меня того же самого. Причём товарищам моим предлагалось сидеть и внимать, а то, что из сказанного они не понимали ни бельмеса, роли не играло совершенно.
А ещё – я рассказал учителю Лао о наших с Марком и девушками занятиях ушу. Услыхав об этом, он возбудился чрезвычайно, повёл нас на двор, где оборудована была спортивная площадка и попросил продемонстрировать наши успехи. После чего – категорически запретил занятия, пообещав продолжить их, но уже под его руководством – «не раньше, чем вы когда вы освоите первоначальные техники».
«Первоначальные техники» - это медитации, которым была посвящена почти половина наших занятий. Кроме них, следовало освоить ещё несколько техник и применять их самостоятельно – например, перед сном или во время «самостоятельных занятий». После некоторых сеансов медитаций учитель Лао пускался в расспросы, а то и предлагал нам описывать испытанные ощущения. И – ни разу, ни полусловом, ни намёком не ответил на вопрос: а зачем всё это нужно? «Если вы спрашиваете, – говорил он – значит, не готовы пока услышать ответ. А когда будете готовы, то он вам уже не понадобится…»