Придержав за руки, девушку спустили на пол, ее алое с черным платье зашелестело. Маска Аквадораты тоже была золотой, отделанной сверху рыжими страусовыми перьями, каскадом спускающимися на ее рыжие же волосы.
– Ваша серенити, – сказала сладко Паола, – мне кажется…
– Перекреститесь, – предложил дож, – это старинный рыбацкий обычай. Если кому-то что-то кажется, нужно креститься.
Синьорина Раффаэле поморщилась.
– Уже довольно поздно, а его серенити ждет с утра заседание Совета.
– Какое точное замечание. – Чезаре повертел в руках опечатанную бутыль и резким жестом выбил пробку. – А фрейлину доны догарессы – уроки.
Паола вздохнула:
– Позволите отпустить слуг и проводить вас ко сну?
Дож кивнул портным:
– Ступайте, вы хорошо поработали, завтра получите у казначея по пятьдесят базантов.
Те поклонились и пробормотали благодарности. Паола направилась к горничной, но тишайший ее остановил:
– Вы, дона Раффаэле, тоже ступайте. Милая Ангела в состоянии взбить мои подушки без вашего руководства.
Голубка закусила губу и приготовилась заплакать. Горничная затравленно смотрела на нее сквозь прорези маски.
Грохотнуло. В камин влетела только что распечатанная и еще полная бутыль, в беснующихся клубах пламени парила саламандра.
– Пошли. – Дож взял Ангелу под руку. – Его серенити пора баиньки.
Дверной проем на несколько мгновений превратился в раму чудесной картины: дож в парчовом кафтане и подле него – рыжеволосая изящная догаресса.
Глава 8
Львица на арене
Маура кормила «супруга» завтраком. Карло был в женском платье, ему предстояло отправляться на уроки, после бессонной ночи он поминутно зевал и потирал глаза. Филомена спала в своей комнате.
– Разбужу ее после полудня, – пообещала Панеттоне.
Карло вернулся в дом с саламандрами часом позже хозяйки и поговорить с ней не успел. Маура передала ему извинения догарессы и постаралась смягчить его раздражение. Из-за последнего поспать им так и не удалось.
– А еще она просит тебя заскочить между уроками к князю Мадичи, – вспомнила девушка. – Экселленсе должен рассказать нам о том, что узнали его вампиры.
– Филомена озадачила Ночных господ?
– С благословения князя.
– Ну разумеется. Жаль, что мне не пришло это в голову раньше, когда Мадичи жаловался на невозможность уединения с его серенити.
– Филомена считает, что в основе характера чудовищного князя – чудовищное равнодушие, что-де он и сам мог бы проявить инициативу, но ему было скучно и лень.
Карло, закончивший завтрак, кивнул:
– С заводным ключиком в руке нашей догарессы ему приходится шевелиться.
– А еще она боится, что своими действиями может помешать Чезаре.
– У нее не будет на это времени, – уверенно сообщил Маламоко, закалывая волосы у настенного зеркальца. Локон спустился у щеки, придавая молодому человеку девичий вид. – Если продолжить метафору с заводной игрушкой, пружина тишайшего Муэрто будет отпущена уже завтра.
– На экзамене?
– Большое событие, масса сановных гостей, любопытные горожане. Идеальные декорации для спектакля.
– А как он распорядится наследием Теодориха?
– Ума не приложу. Может, взорвет к чертям?
– Ты шутишь?!
– Разумеется, шучу, моя встревоженная булочка. – Карло поцеловал супругу. – Он сначала дождется первого ребенка в третьем поколении Саламандер-Арденте, а потом будет действовать по обстоятельствам.
– Думаешь, Бьянка уже…
– Не пытайся удержать меня интересной беседой. – Улыбнувшись, Маламоко толкнул дверь и закончил, уже обернувшись на пороге: – Сестра Аннунциата позволяет мне сбегать при условии, что в школу возвращаюсь я до синьорины Раффаэле.
Маура, машущая на прощание, в очередной раз обрадовалась, что на этот канал не выходит ни единого соседского окна и что придумывать очередную сестру ей не придется.
Панеттоне да Риальто – сатрап и мучительница. Об этом я сообщила ей лично, отбиваясь ногами, а руками вцепившись в изголовье кровати. На что мне предложили не капризничать, а, напротив, испытать вину перед несчастным Карло, после бессонной ночи корпящим над конспектами.
– Да кто ему мешал спать? Вы сами придумали всполошиться и искать меня по городу.
– Ты не предупредила, что собираешься любезничать с вампиром до утра.
– Вот до утра бы и сохраняли спокойствие. А после пришлось бы тревожиться лишь за Лукрецио, не переносящего солнца.
В споре я, положим, победила, но Панеттоне достигла своей цели. Я встала с постели.
Быстро перекусив, мы сели за конспекты, а потом я опять стала тренироваться в спусках и подъемах.
– И этот стронцо, – рассказывала я, пыхтя, – обозвал меня Теодорихой.
– Какой кошмар. Теперь вниз.
– И даже не захотел говорить…
– Чудовищно. Поживее!
– Послушай, – я замерла на ступеньках, подняв ногу, – а не лучше ли будет поплавать?
– Что?
– Это даст мышцам больше сил. И гораздо интереснее топтания на одном месте.
Маура подумала.
– Обещай не заплывать за пределы нашей улицы.
– Обещаю не выныривать на поверхность за ее пределами.
– И каждые четверть часа изволь показываться мне на глаза. Филомена, я не шучу. Не увижу твоей макушки хоть на пару минут дольше, сигану в воду сама. А ты знаешь, что тогда произойдет.