— И где мы его найдем, спросите вы меня, о неосведомленные, невинные души? — Белая маска командора двигалась из стороны в сторону: он осматривал паству с размеренной торжественностью. — И я отвечу! Не нужно искать. Я…
— Вы? — расхохотался Чезаре.
— Я уже нашел нашего короля, — уточнил Первый тайный канцлер.
Публика зааплодировала, я тоже хлопнула пару раз, чтоб не выделяться. Нет, разумеется, я была признательна дорогому Лукрецио за прогулку, прыжки по крышам, цирковое представление в подвале монастыря и за возможность увидеть, пусть в маске, тишайшего супруга, но обещали-то мне совсем другое. Что там мой атолл?
— Прошу простить меня, — один из адептов прокашлялся, — но хотелось бы уточнить: наш новый король… Он сможет чем-то подтвердить свои притязания? Нет-нет, господа, то есть братья и сестры, я всячески за монархию, это прекрасный древний институт… И все же?
— Разумеется, — ответил командор.
Адепт опять прокашлялся и попросил уточнить, так, для интереса, потому что он наследственный монархист, впитавший с молоком матери…
— Все вы знаете, — сказал да Риальто, — что первый и единственный король Аквадораты, коварно лишенный жизни алчными беспринципными людьми, носил прозвище Безземельный?
Многие не знали, это было понятно по приглушенному ропоту. Я высокомерно осмотрелась. Неучи! О том, что мне самой королевское прозвище недавно сообщил экселленсе, как-то подзабылось.
— А почему он был Безземельный? — вопросил оратор.
— Потому что у него не было земли? — донеслось из задних рядов.
Предположение показалось мне логичным, но со всех сторон раздалось шиканье.
Командор переждал унижение выскочки и продолжил:
— Древняя аквадоратская легенда гласит, что владения Теодориха ушли под воду после договора, заключенного с морем. Теперь же, именно теперь, когда лихая година на пороге, королевский остров воспрянул, чтобы служить доказательством…
— Минуточку, — перебил гнусаво какой-то брат из первых рядов. — Остров — это прекрасно. Подразумевается, что тот, кто владеет им, является наследником покойного величества по прямой линии? Тогда это море? Ведь остров, по договору, перешел ему.
— Море — это вода, — сказал командор.
Это тоже показалось мне логичным, и никто не посмел шикать.
— Море — вода, остров — суша. Остров показался из воды, значит, морю принадлежать перестал.
— Значит, — гнусавил вопрошающий, — быстрый и ловкий нотариус может оформить права владения тому…
— Нет! У острова есть владелец, и он станет королем!
Кто-то спрашивал координаты, кто-то — имя владельца, шум многих голосов дробился под сводами.
— Зачем ты пришла? — зашипели мне на ухо. — Теодориха Безземельная!
— Уймитесь, брат Черпальщик. — Князь приобнял меня за плечи. — Моя дама не может вам ответить.
Я очень даже могла. Могла выплюнуть идиотскую держалку и сообщить этому стронцо зачем. Но экселленсе прижал мою маску ладонью.
— Не может ответить вам и не должна показывать лица прочим.
— Где она шаталась?
— Она была больна и несколько недель находилась между жизнью и смертью.
Чезаре выругался, я грызла держалку, ладонь вампира оставалась на моем лице поверх маски. С одной стороны меня прижимало к мраморно-холодному боку Лукрецио, с другой — обжигал разгоряченный Чезаре. Между жизнью и смертью? До сих пор, кажется, там нахожусь.
— С меня довольно, — сообщил дож в пространство. — Просто довольно. Я по горло сыт этими мелочными, убогими мышиными войнами.
И, расталкивая толпу локтями, удалился. Рослые братья, военную выправку которых не могла скрыть мешковатость балахонов, следовали в его фарватере.
— Он сыт? — прошелестел едва слышно экселленсе. — Тогда каково мне?
— У вашей дамы инфлюэнца? — встревоженно спросил Пассерото. — Вы сказали тишайшему… брату Черпальщику… что ваша дама больна.
— Это действительно может быть заразно, брат Восьмой канцлер. Мне, по понятным причинам, болезнь не страшна, но вы…
И синьор дворцовый управляющий тоже заработал локтями, расталкивая соратников.
А потом начались хоровые песнопения. Про лихую годину на пороге и про дивный новый мир. Меня мутило от отвращения, от обиды на Чезаре, от жалости к нему, и я едва дождалась благословенного мига, когда собрание закончилось и братья-сестры небольшими группками стали расходиться.
— Ни в чем более нелепом мне участвовать доселе не приходилось, — сказала я, отплевываясь, когда мы с князем выбрались на поверхность. — Нелепом и постыдном. Какая, кракен всех раздери, лихая година?
— Война.
— С кем?
— Да с кем угодно. Вокруг бушуют конфликты, страны, континенты и империи сражаются за территории, лишь в Аквадорате десятилетиями царит безмятежность.
— Потому что мы предпочитаем договариваться!
— И можем себе позволить самую сильную армию.
— И поэтому, — вздохнула я. — Лукрецио, вы старый и мудрый, объясните мне, зачем нам король?
— Во-первых, — вампир предложил мне руку, и мы принялись прогуливаться по пятачку брусчатки, — это красиво.
— Вас укусить? — предложила я с улыбкой.