Хранитель

А мгновением позже их закрутил водоворот схватки. Повсюду замелькали когти, ринулись эльфам навстречу оскаленные морды, мощные тела пытались оттеснить, отодвинуть, смять своим весом. Что-то рычало, хрипело и брызгалось слюной, поминутно грозя отдавить ноги или вывернуть руки из суставов. Кожа у этих монстров оказалась действительно каменной, и если бы не эльфийские мечи, начиненные магией по самые рукояти, перворожденным пришлось бы туго. А так они все еще держались. Более того, скоро Аззар на пару со своим командиром изловчились подсечь лапы одной из самок. Не ожидая от нее больше угрозы, опрометчиво повернулись спинами и едва не остались лежать на траве. Но подметивший неладное Сартас коротким ударом отсек ей голову, и только после этого живучая тварь перестала трепыхаться.

Попавший в родную стихию воевода метался по верхушке холма бешеным зверем, умудряясь за краткие доли секунды и увернуться от мощных челюстей, и ткнуть в отместку острием в чужое горло, и злорадно оскалиться, заслышав ответный предсмертный вопль. После чего в мгновение ока сориентироваться, перехватить какую-нибудь более удачливую тварь и буквально выдернуть из-под чужих когтей слегка оглушенного Атталиса. А потом снова исчезнуть в водовороте битвы. Таррэн от него не отставал, и, если хранитель правильно рассмотрел, на его счету оказалась чуть ли не половина достигших холма гиен, а ведь он, к чести сказать, ни разу не воспользовался магией. Даже не попытался, хотя вполне мог бы рискнуть. Но нет – помнил про то, что владыка разрешил ему пользоваться магией только в крайнем случае. Работал только родовыми мечами, но так быстро и умело, что это могло вызвать завистливый вздох даже у перворожденных.

Осторожно наблюдая за будущим повелителем, Линнувиэль вдруг осознал, что молодой лорд не зря считался лучшим мечом Темного леса этого тысячелетия – кажется, Серые пределы не только не убавили его мастерства, но и отточили его до совершенства, придали поистине убийственной силы, ловкости, выковали, подобно смертоносному эльфийскому клинку. Потому что даже в такой ситуации он оставался поразительно спокойным, собранным и неутомимым. А его движения – экономными и удивительно точными.

Неожиданно что-то больно впилось в левое плечо, вынудив молодого хранителя забыть о собрате и вернуться в реальное время, а затем сдавленно зашипеть от боли. Но отступить он себе не позволил – только сморщился, чувствуя, как быстро намокает рукав, и, улучив момент, с силой вогнал клинок в подвернувшийся мохнатый бок, но уже совершенно другого зверя, – похоже, укусившая его гиена успела вывернуться невредимой.

Пораженный им зверь оскорбленно взвыл и попыталась дотянуться до обидчика зубами, но с другой стороны просвистел еще один вихрь, и Шранк коротким ударом прекратил его мучения. После чего ловко поднырнул под заваливающееся тело, отмахнулся от кого-то еще и снова исчез из виду.

Вдруг наступила тишина.

Линнувиэль, тяжело дыша, непонимающе огляделся, машинально подсчитывая про себя туши, грузно осевшие на залитую кровью землю. А потом брезгливо поморщился. Если бы не знал, до чего эти твари живучи, то подумал бы, что тут резали стадо свиней. Да не просто резали, а безжалостно измывались над несчастными животными, выдавливая из них кровь до последней капли: поросшая куцей травой верхушка холма была залита так, что некуда было ступить. Там же валялись отрубленные лапы, когти, выбитые с невероятной силой зубы (перемазанный до ушей Шранк утерся рукавом и хмыкнул), между ними – дурно пахнущие внутренности, клочья меха, сорванные острыми когтями или добровольно сброшенные плащи. Какие-то ошметки, обрывки и что-то вовсе не понятное, которое затруднился бы распознать даже опытный некромант. А над всем этим безобразием стоял густой, насыщенный и тяжелый запах смерти, становящийся под жаркими солнечными лучами вовсе непереносимым.

– Фу, – скривился Сартас, брезгливо отпихивая от себя отсеченную голову со злобно ощерившейся пастью.

– Все? – не обратил на него внимания Шранк и настороженно оглянулся. – Раз, два… Таррэн, у тебя сколько?

– Трое, – донесся из-за массивной туши приглушенный голос эльфа. – А у вас?

– Тоже.

Белка неожиданно подняла голову и, оставив напуганную Мирену в одиночестве, вдруг схватила свои мечи и проворно запрыгнула на еще теплую тушу.

– Оп-паньки! – ахнул воевода, углядев два поспешно улепетывающих силуэта. – А две-то сбежали. Кажется, решили не испытывать судьбу? Надо же! Не думал, что когда-нибудь увижу, как эти твари отступают! Бел, ты такое видал?

– Нет. – Гончая опасно сузила глаза и всмотрелась в стремительно удаляющихся хищниц. – Трусливое бегство не входит в их привычки – гиены лучше подохнут в бою, чем отступят, оставляя территорию чужакам. Но мне кажется, что они не просто убегают – больно ровно у них это получается. Не петляют, не рычат. Уходят тихо и почти спокойно, будто… ах ты ж демоница!