Хранитель

Мелисса прикусила губу, чтобы не расстроиться окончательно, а юный эльф погладил ее по спине и осторожно коснулся губами виска.

– Ну перестань. Все будет хорошо, вот увидишь. Я найду его, когда мы выберемся. Клянусь, что найду, и ты сможешь с ним поговорить, хорошо?

– Тир…

– Обещаю, – серьезно повторил он. – Мы обязательно вытащим его из этой норы. Но позже. А сейчас иди-ка спать. Темно уже, да и устала ты, наверное.

– Ничего я не устала, – запротестовала Мелисса, но Тир уверенно подхватил ее под руку, легко поднял на ноги и, заботливо проводив, подтолкнул к услужливо раскрывшейся двери.

– Все. Никаких больше споров: ты идешь и отдыхаешь, а я еще немного послушаю лес.

Она снова вздохнула, но спорить не стала: когда он начинал говорить таким тоном, с точностью копируя интонации отца, возражать было бесполезно. Упрямый. Поэтому оставалось только подчиниться и послушно отправиться спать. Она, конечно, не была человеком в полном смысле этого слова, но три-четыре часа сна даже ей необходимы. Да Мелисса и сама понимала, что следовало отдохнуть: недавнее видение здорово выбило ее из колеи. Кажется, тот корешок, которого по пробуждении она потом нигде не смогла обнаружить, случайно показал ей самое заповедное место Темного леса, куда ни одного чужака не пускали ни под какими предлогами. Странное место, тайное, не виданное никем, кроме потомков Изиара и хранителей древних знаний. Место, которое владыка Л’аэртэ совсем не случайно избрал для обучения своего непримиримого внука.

Она сама не знала, почему сегодня умолчала об этом, почему не поделилась об этом открытии даже с Тиром, но где-то внутри зрела стойкая уверенность: так надо. А еще она собиралась уже завтра повторить свой недавний опыт и очень надеялась, что тот загадочный корешок тоже не будет против.

Так, размышляя, Мелисса неторопливо умылась, сбросила легкое платье, блеснув в темноте безупречно белой кожей. Излишне поспешно нырнула в полупрозрачную ночную сорочку, положенную в ворох притащенных эльфами вещей кем-то внимательным и мудрым. Старательно расчесалась перед сном, глядясь в крохотное ручное зеркальце, нашедшееся на полочке, и, внимательно изучив собственное отражение, тяжело вздохнула.

– Может, действительно не стоило смотреть на него так долго?

Зеркало многозначительно промолчало.

Милле огорченно опустила плечи и побрела к роскошному ложу с тончайшим балдахином, как у какой-нибудь принцессы. Медленно забралась под одеяло, свернулась клубочком, поджав под себя ноги и обхватив их руками. После чего все-таки тихонько всплакнула, пошмыгала носом, сетуя на собственную мягкость, но потом все же закрыла глаза и удивительно быстро уснула. И даже не заметила, как из живой стены осторожно потянулся к ней крохотный зеленый листочек.

– Итак? – выжидательно сложил руки на груди владыка эльфов. – Что ты сумел понять из сегодняшнего урока?

Тир, морщась от непреходящей боли в затылке, кисло улыбнулся.

– Что однонаправленные потоки лучше не пытаться останавливать в лоб. Гораздо разумнее обойти основной поток силы и разорвать его с противоположной стороны. Так будет быстрее и… ох… безопаснее.

Тирриниэль удовлетворенно кивнул.

– Ты делаешь успехи. Но если с защитой дело обстоит не так уж плохо, то твоя атака… не обижайся, но она больше напоминает писк новорожденного мышонка, чем удар настоящего мага.

– Сам знаю. Это оттого, что ты мешаешь мне сосредоточиться.

– Гм. Мне кажется или ты злишься, мой юный ученик?

– Злюсь, – вынужденно признал Тир, наконец-то поднимаясь с лесного ковра, устланного белоснежными листьями по щиколотку. Его лицо покрылось копотью, на лбу красовалась длинная царапина, закатанные до колен штаны до сих пор дымились и, судя по всему, скоро загорятся по-настоящему. А рубаха и вовсе осыпалась пеплом – от нее остался лишь обугленный ворот, который юноша раздраженно сорвал и отбросил в сторону. После чего с нескрываемым отвращением оглядел свои заляпанные сажей руки и немедленно отер их о еще горячую брючину.

Тирриниэль посмотрел на него со снисходительной улыбкой.

– Так на кого ты злишься, мальчик?

– На себя, конечно!

– Плохо, – нахмурился эльф. – Твоя злость должна быть обращена наружу, а не внутрь, иначе сгоришь раньше, чем достигнешь совершеннолетия. Что именно тебя раздражает? Неудачи? Нерешительность? Собственный страх? Постарайся понять, потому что это очень важно.

– Все вместе, – буркнул Тир, утирая мокрое от пота лицо. – Мне не нравится, что моя сила зависит от чувств, – это слишком ненадежно.

– Верно. Но мы поэтому и учимся столь долго себя контролировать, чтобы по желанию вызывать в себе именно то чувство, которое важно на данный момент: злость, ярость, гнев, ненависть… Порой на это уходит не одно десятилетие.

– А как насчет других чувств, Тирриниэль? Как насчет радости, удовлетворения, признательности? Их ты тоже всегда вызываешь искусственно?

Владыка Л’аэртэ подавил тяжелый вздох: ну вот, опять. И почему мальчишка не желает понять очевидного? Вбил же себе в голову дурную идею и теперь никак не хочет забыть.