Хранитель

— Какие, например? — удивлённо спросил историк.

— Мог где-то слышать, например от Анны Серафимовны. Кто знает, чем она занималась последние пятьдесят лет? Или, например, Аветис кому-нибудь проговорился, а тот со временем сошёл с ума, вот теперь это и всплывает при болезни в виде бреда.

— Ну, вроде как логично, но, согласись, странно. Ты бы не хотел проверить эту историю?

— Нет, — категорически ответил Ручкин. — Даже если этот человек и имеет какое-нибудь отношение к хранителям, это уже не моё дело. Я сложил с себя полномочия. Да и приключений с меня хватит. Наелся я ими на всю жизнь.

— Ты уверен?

— Да.

— Ну что ж, — произнёс Геннадий, — значит, тебе пора как журналисту на покой. Ну, ничего, будешь вести какую-нибудь кулинарную передачу, писать статьи про надои коров. Тоже ведь работа. Но, если передумал, я договорился на завтра с врачом, он разрешил поговорить с этим пациентом.

— Пока, — злобно ответил Пётр Алексеевич, — и отключил телефон.

Приоткрыв окно, он закурил сигарету и включил радио. Откинувшись на спинку сиденья, он с шумом выдохнул дым в белый потолок автомобиля. Конечно же, он поедет. Никуда не денется. Осталось только объяснить жене свой очередной отъезд в праздничные дни. Выкинув недокуренную сигарету в окно, он воткнул передачу и тронулся в сторону дома.

* * *

Автомобиль подъехал к шлагбауму и остановился.

— Всё, дальше пешком, — сказал Монахов, кряхтя, вылезая из машины.

Ручкин заглушил мотор, закрыл дверь, пикнул сигнализацией и огляделся вокруг. Территория больницы была большая. Они стояли возле шлагбаума, рядом с которым располагалась будка охраны. Вдали виднелись множественные корпуса больницы. Среди них были как двух-, так и пятиэтажные здания.

— Сколько же здесь корпусов? — спросил журналист.

— То ли шестнадцать, то ли двадцать, — точно не помню, — ответил историк, поёжившись от холода.

— Ого, — присвистнул Пётр Алексеевич.

— И это только те, где содержатся больные. Плюс ещё здание администрации и всякие хозяйственные постройки.

— Признаться, я в таком учреждении первый раз.

— Когда-то надо начинать, — подбодрил его Монахов, хлопнув по плечу. — Ну что, пошли?

Они двинулись в путь по аккуратно расчищенной от снега дорожке. Журналист шёл, с любопытством рассматривая местные окрестности. Постройки были старые, некоторые даже очень. Везде на окнах были решётки, и на улице не было ни души. Территория поражала размахом. Между корпусами было насажено большое количество деревьев, возле некоторых зданий были огороженные деревянным забором площадки для прогулок.

Наконец они подошли к пятиэтажке. Из неё выходило два подъезда, по одному в каждом конце здания. Геннадий Викторович уверенно открыл дверь и начал подниматься по лестнице.

— Нам на третий, — сказал он идущему позади Ручкину.

Они поднялись на третий этаж и остановились возле единственной железной двери с надписью: «Психиатрическое отделение № 1». Возле двери был звонок. Монахов коротко нажал на него и отступил от двери. Через минуту послышался звук ключей, вставляемых в замочную скважину. Дверь со скрипом отворилась, и в проёме показалось недовольное лицо медсестры.

— Чего надо? — произнесла обладательница белого халата.

— Нам к Василию Ивановичу, — произнёс Монахов.

— Сейчас узнаю, — произнесла женщина и захлопнула дверь, заперев замок.

— Строго тут, — заметил Ручкин.

— А то, — согласился с ним историк.

Минуты через две процедура повторилась. Послышался звук поворачиваемого ключа в замке, и дверь отворилась. На этот раз это был Василий Иванович.

— Привет, Вась, — произнёс Геннадий.

— Здорово, Ген. Давайте проходите, — сказал врач, впуская посетителей и торопливо закрывая дверь.

Пётр Алексеевич оказался в длинном коридоре, который простирался налево и направо. Вдоль стен коридора было множество дверей. В правом крыле были больные. Кто-то сидел, прислонившись к стене, кто-то ходил взад и вперёд, а кто-то с интересом наблюдал за журналистом, что-то говоря и показывая на него пальцем.

— Пройдёмте в мой кабинет, — произнёс врач, достав связку ключей и открыв дверь.

Монахов с Ручкиным вошли внутрь, а доктор закрыл за ними замок.

— Давайте знакомиться, — произнёс психиатр. — Рыбин Василий Иванович. Заведующий отделением.

— Ручкин Пётр Алексеевич. Журналист.

— Знаю вас, — улыбнулся Рыбин, — видел, слышал.

Врач был высокого роста и достаточно плотного телосложения, с небольшим животом. На вид ему было лет 40‒45. Очки в маленькой аккуратной оправе, куце смотрелись на его большом лице. Рыбин был лысый, а отсутствие волос на голове компенсировала аккуратная бородка клинышком.

— Я так понимаю, вас интересует наш Иван? — спросил психиатр. — Гена мне сказал, что вы хотели бы с ним поговорить. Правда, непонятно, зачем вам это?

— Так значит, его зовут Иван? — вопросом на вопрос ответил Пётр Алексеевич.

Заведующий слегка улыбнулся, одними кончиками губ, а затем произнёс:

— Кто его знает, как его зовут. Документов при нём не было, родственников пока не нашли. У нас тут частенько такие неизвестные обитают. Называть же их как-то надо, вот и зовём их Иванами. В этом году это Иван первый.