Хранитель

Как в лес вступили, ни зги не видать. Я лампу запалил, да так еще хуже: идем-то мы мимо моих троп, иной раз и по бурелому, а свет лишь глаза слепит, не дает разглядеть что впереди. Погасил я огонь, проморгался кое-как и смотрю — светится что-то. Никак, к болоту нас Фидж ведет? Хотя чувствую, что далеко еще до воды. Я мальца за плечо придержал, куда ночью в трясину соваться?! А он ладошку протянул, болотный огонек из-за ствола выплыл, и к нам. За спиной у мальчонки повис, разгорелся, чисто лунные лучи. И глаза не слепит. Понял я, что от болота-то мы еще и правда неблизко, а это огонек на зов Фиджета приплыл. Для меня старался, сам-то Фидж в темноте как кошка видит, давно замечено. Прошли мы порядочно, почитай, почти до границы дошли, там, за вырубкой восточной, чужие владения начинаются. Живет там виконт Феррерс, тот еще скряга. Три зимы назад у него две деревни с голодухи померли, всего ничего людей осталось. А ему хоть бы что, главное, чтоб хозяйских зайцев да карасей не ловили. Наш-то прошлый лорд Майкел был даром, что дурак молодой, зато мало в наши дела совался, скучно ему было счета сверять. А виконт не то, цепных псов в егеря понаставил, каждому пойманному бедняге-охотнику руку отрубает. Ну, Бог с ним…

Пришли, а там у реки что-то светится-переливается, на открытом-то месте и огонек не нужен, ночи светлые, летние… Смотрим, кто-то у водопоя самого сеть натянул дорогущую, серебряную. И лежит в той сети… девушка. Я спервоначалу подумал, никак, русалку поймали. Но девы-то речные из воды не выходят, она у них в венах заместо крови течет, оторвешь такую, коли сил хватит, от потока, на землю поставишь — враз увидишь, что труп это, а не красавица. Только и хоронить…

Фидж тут же к сети — шасть, насилу я успел его удержать. Только по пальцам красный след остался. Отшвырнул я мальчонку назад, повернулся, а у него глаза ошалелые, мне за спину смотрит… тут-то веревка и пригодилась. Нехорошо я себя чувствовал, пока родное, почитай, дите, к сосне прибрежной привязывал… Но надо прежде блеск этот проклятущий с глаз долой спрятать. Тогда-то я и понял, зачем меня пикси за ухо тянул. Не справился бы мой скаллирау один… тут-то я и вспомнил! Это ж его еще зимой так алиф назвали.

Подошел я к сети, а она крепко привязана, мертвыми узлами к двум ивовым ветвям. Рубить пришлось, чтоб побыстрей эту пакость с глаз убрать. Смотрю, из-под пленницы по песку речному пятно темное расплывается. Я скорей ее выпутывать. Вся в полосах, будто ножом раскаленным резали, в иных местах до кости… Пока сеть снимал, еще обжег, не без этого… А нитки серебряные, заразы, и сворачиваться не хотят как следует, путаются. Ну я так смотал, не глядя, подошел к Фиджу, шкуру взял и завернул в нее сеть от греха… Как подошел, малец напрягся весь, на сверток блескучий глядит, шепчет что-то. Ну, думаю, точно колдовство тут какое-то, не простая нитка серебряная… А как в шкуру свернул — Фиджет проснулся словно. На меня глядит, на веревку… Мол, это еще что? Выпустил я его, вместе к девушке кинулись. А она трепыхаться перестала. Лежит комок, волосы по песку перепутаны, не хуже серебра блестят… На теле — ничего, окромя волос. Перевернул я ее, смотрю, а из бока обломок стрелы торчит. Так вот откуда пятно-то! Ну и что делать? До лекаря, почитай, к рассвету дойдем, через кочки да бурелом… Да и опасно, опять же. Айра хоть старуха и неплохая, а порог все же солью от нечисти посыпает… да и помрет девушка по дороге, вон сколько жизни уже в песок утекло.

А тут Фидж говорит: — К лесу ее неси. Там я могу силу брать…

Поднял я осторожно, волосы по песку волокутся. Длиннющие! Я таких не видал еще. В голове две мысли, и опять обе не к месту: “Рубашку последнюю кровью изгваздаю” и “Из тех волос хорошие лески рыбьи вышли бы”. В общем, донес на полянку, к дереву прислонил. Фиджет чего-то там над девушкой щебечет, руками по лицу водит. Я отошел, чтоб не мешать. Вроде и не случилось ничего, а глядь, малец-то мой еле стоит, будто из него все косточки вынули, о деревце опирается.

— Все, — говорит, — теперь не помрет. Не сейчас.

Меня зло взяло.

— Мне что, теперь вас обоих, что ли, на горбу волочь?! — говорю. — Обещался силу у леса брать!

А он улыбается, жалобно так…

— Не умею я еще, — говорит, — знаю, что можно, а вот как верно сделать — неоткуда знать…