Хранитель

Как-то почувствовав, что девочка проснулась, мальчик извинился и метнулся в детскую, а мама подглядывала, грамотно пользуясь зеркальными шкафами. Вот он вошел в комнату, вот наклонился к ней, как будто хотел поцеловать, а доча уже протянула руки, чтобы обнять. И мальчик взял девочку на руки. Ему тяжело, он двигается с трудом, но у него на лице упрямое выражение, так знакомое ей. Такое бывает у ее мужа. Ее муж и сын, да, сын. Так вот Марк и сын очень похожи, не лицом, а именно этим упрямым выражением лица, желанием сделать так, чтобы объекту их охраны было комфортно.

— Если позволишь, я тебя всю жизнь на руках носить буду… — доносится до нее голос ее нового сына. Марк прав во всем.

— Сынок, как бросишь Гермиону в ванну, возвращайся на кухню, пожалуйста, — улыбаясь, проговорила Эльза Грейнджер.

— Я же тебе говорил, — сказал Марк.

— Я вижу…

— Мам, пап? — с явными вопросительными интонациями сказал мгновенно адаптировавшийся сын.

Он встал так, чтобы в любой момент броситься на помощь Гермионе, причем заметно было, что поза вполне рефлекторная. Марк улыбнулся.

— У тебя специфические рефлексы, парень.

— Я помню свою прошлую жизнь.

Это было сказано спокойным голосом, констатирующим факт. То есть мальчик точно верил в то, что говорил, и считал это нормой, а кроме этого, это было доверие.

— И кем ты там был?

— Капитан военно-спасательной службы, честь имею!

Марк напрягся. Перед ним стоял офицер. Все говорило об этом — выправка, положение рук и ног. Спокойный взгляд. Такое не изобразишь, это суть. Так же Марк понял, что его раскусили. Понять, что перед тобой офицер, достаточно просто, если ты военный.

— Капитан Грейнджер, спецподразделение прямого подчинения Ее Величества!

И два солдата отдали друг другу честь. Теперь Марк мог быть спокоен. Спасатели — это очень специфическая часть военно-медицинской службы. На кухню вбежала Гермиона, и мужчины мгновенно расслабились.

— Всем солнечного утра, — счастливо заявила девочка. — О чем меня хотели спросить?

— О том, можно ли присвоить твоему мальчику… — Девочка покраснела. — …имя Александр Грейнджер?

— Конечно можно, а это нам в будущем не помешает?

— Нет, любимая.

Слово слетело с губ мальчика совершенно неожиданно для него. Он осекся и испуганно посмотрел на девочку. А она смотрела на него с такой нежностью… что слезы выступали на глазах даже у родителей девочки. И дети вдруг кинулись друг к другу.

— Знаешь, любимый, — сказала Эльза. — Я читала о таком. Две половинки одной души.

Марк лишь молча кивнул. Семья села завтракать. Александр ухаживал за Гермионой, предугадывая каждое ее желание или движение так, как будто слышал. И Гермиона себя вела так же. Создавалось ощущение, что дети чувствуют друг друга гораздо глубже, чем это можно представить. Будто мысли читают.

Дети улыбались друг другу, кушали, не торопясь и будто бы никого вокруг них не было.

Мы неожиданно чувствуем друг друга, слышим друг друга и знаем друг про друга абсолютно все. Это даже больше, чем просто любовь, это абсолютное взаимопонимание. И она увидела все, что описано в книгах про нее и меня. А сейчас мы были будто бы взрослые — кушали и анализировали. Мощный мозг моей любимой искал выход, а я, я просто любовался ею, то есть сачковал. Мы совсем дети, что она, что я, но наши души — души взрослых, не знаю, как так получилось, но она тоже взрослая. Я не буду этим заморачиваться, мне хватит того, что есть. Любимая считает, что надо рассказать, мы с папой офицеры, друг друга поймем. Она права, она не может быть неправой.

— Папа, мы хотим рассказать.

Взволнованный голос дочери и молчаливая поддержка сына. Они уже одно целое. Один организм.

— Не только Алекс помнит прошлую жизнь. Я тоже.

То, что она не ребенок, сейчас особенно заметно. Марк напрягся и начал работать, прокачивая ситуацию, а Эльза, Эльза просто улыбалась, как будто знала все заранее.

— Ты же моя дочь.

— Да, папа, я прожила жизнь, потеряла все и всех и вернулась, чтобы все исправить. Но самое главное — это Гарри, ой, то есть Александр.

— Чем мы можем помочь, доченька?

— Папа, давай Алекс все расскажет, а я дополню.

— Вы были там… Вместе?

— Нет, папа, и это моя самая большая ошибка в той жизни.