— Не тяни. Я дала тебе тридцать дней, но Альшарс ждать не хочет, — в голосе кровавой принцессы послышались игривые нотки. — Братик спрашивал про Айяну.
— Ты обещала! — рыкнула Джия, разом проснувшись.
— Я — да, он — нет. Я пока смогла настоять на своём, но поторопись, милая. Возможно, у нас нет этих тридцати дней…
Рубин похолодел. Княжна оцепенела, чувствуя, как тело сотрясает крупная дрожь.
Айяна. Девочка со светлыми льняными косичками и глазами цвета вечернего неба. Девочка, которая до восьми лет ложилась только с куклой, а лошадям пела веселые песни, чтобы те не скучали…
Венок из васильков и ромашек…
— Тебе нравится? Я собрала их для тебя…
Джия смеялась над ней, дразнила. Сердилась, что сестрёнка никак не хочет взрослеть. «Жизнь — это борьба, — твердила ей. — Жизнь — это боль. Если не ты раздерешь глотку врагу, то он раздерёт — тебе! Ты понимаешь?!» И Айяна кивала, улыбаясь лучистыми глазами.
Проклятье!
Дети дразнили безответную девочку, иногда били, пока Джия не вычислила главаря и не сломала ему руку и нос. Чуть что Айяна плакала, бежала за помощью к сестре. Убегала в степи. Одна. Без коня. С куклой. Кровные сторонились девочки, считая странной. Джия злилась, стыдилась, что Айяна не умеет постоять за себя.
Но сейчас…
Она последняя. Больше нет никого из семьи. И Джия зажмурилась и заткнула уши, чтобы не видеть, не слышать, как четверо всадников в её воображении со смехом хватают плачущую девочку за руки и за ноги, а сестрёнка жалобно скулит. Айяна никогда не кричала, лишь скулила, как брошенный щенок.
Джия задыхалась от слёз. Скрючилась, прижимая коленки к лицу.
Почему сестру сразу не убили? Почему именно она, одна из всех, не погибла в окне, или от шальной стрелы? Почему?!
Её щеки коснулись чьи-то пальцы.
— Эй, — шепнул кто-то рядом, а затем сгрёб и прижал к себе.
Она обхватила его руками, уткнулась лицом в тёплую рубашку. Он пах вином. И солью. И имбирём. И ещё чем-то вкусным.
— Давай их всех убьём? — шепнул он ей, баюкая.
Она всхлипнула от смеха. Её трясло, но в его руках было не так холодно.
— Возьми. Тебе нёс.
Он сунул ей в руку бутыль. Тоже тёплую. Джия запрокинула голову и стала пить, захлёбываясь и булькая. Потом отстранилась, глянула на него с подозрением.
— Ты как прошёл? Я же забаррикадировала двери? Там два стула и графин…
— О, графин, — хмыкнул он. — Хорошая мысль. Нечто в этом роде я и предполагал. Поэтому залез в окно. Тебя не учили закрывать на ночь окна?
Она снова всхлипнула.
— Иди в бездну.
Он заботливо завернул её в одеяло. Мягко приподнял лицо за подбородок. Тихо выругался.
— Хочешь, я его убью?
— Нет.
Зачем? Глупый мальчишка, слишком гордый, чтобы признаться себе самому в животной похоти. Разве в нём её беда? Захочет — сама убьёт. Так же залезет в спальню через окно. Он даже не проснётся, только вздрогнет во сне.
Она снова начала пить вино. Закашлялась. Он отобрал бутылку, глянул на дно через горлышко. Упал на её кровать, притянул к себе под мышку.
— Сегодня буду спать с тобой.
Она нервически рассмеялась.
— Тоже решил меня…
Он приложил палец к её губам.
— Тс-с, — шепнул, и во тьме его голубые глаза слабо замерцали. — Просто спать. Я мягкий и тёплый. Тебе понравится.
Джия положила голову ему на плечо, а он стал перебирать её волосы.
— Всем бы ты была хороша, да не люблю рыжих.
— Ты мне тоже не нравишься.
— Врёшь. Я всем нравлюсь. Я — само очарование.
Он действительно оказался мягким и тёплым. И Джия быстро уснула.
В ту ночь сны к ней не пришли.
У Рандвальда трещала голова. Ему казалось, что она крошится на части. Да ещё и этот мерзкий красный свет резал глаза, как нож сливочное масло…
Нож…
Проклятый Ларан!
Рандвальд вчера действительно выпил лишнего. Но, во-первых, ему нужно было пережить потрясение, испытанное на острове. От того, что всегда милая сестра внезапно взбунтовалась и между ним, благородным братом, опорой семьи, и подлым пиратом, даже в поединке применяющим грязные приёмы, она выбрала пирата. Как влюблённая девка!
Во-вторых, как можно сидеть за одним столом с кровавой всадницей, есть с ней одну и ту же пищу?! Как можно видеть улыбку Ювины, обращённую к пакости рода человеческого? И разве Ларан сам всего этого не понимает? Конечно, понимает! Объяснение может быть лишь одно… Или два. Но, можно сказать, одно: он её трахает. И он предал корону.
Рандвальд знал, что Морской щит был присоединён всего-то лет триста назад. Или двести… Когда-то тогда. Объединёнными силами Медвежьего, Серебряного и Золотого щитов. Но ничего не изменилось: его жители продолжали пиратствовать потихоньку, просто не нападали на побережье и на корабли самого Элэйсдэйра. Ну и не пускали в порты трёх западных щитов вражеские корабли.
Но всё равно, разве это служба короне?!
От них всего можно было ожидать, даже удара в спину. И Ларан, казавшийся поначалу приятным, опытным и весёлым чудаком, очевидно, был предателем. Иначе зачем бы спутался и прикрывал рыжеволосую дрянь?