Хранитель Чёрной поляны

Видел, конечно, но ничего не ответил, потому что Никита, который уже почувствовал себя на гироскутере вполне уверенно вдруг развернулся и с крейсерской скоростью рванул к нам. Второй раз за день я взывал о помощи. С громким «Мяаау!» я подскочил вверх и в сторону, а приземлившись не стал ждать продолжения истории. Вместо этого выгнув дугой хвост я рванул в сторону огорода. Дядька Домовой тоже моментально ретировался под печку. Только серая тень мелькнула по стене и нет его.

Во дворе опять послышались охи ахи Марии Дмитриевны. Их перекрывал рёв Никиты, которого вытаскивали из малинника. И в душе моей затеплилась надежда, что катаний больше не будет. Игрушку опасную бабушка запрёт в сарай, и жить нам будет поспокойнее.

Отдышавшись, я пошёл мимо грядок с капустой и кабачками к реке. По дороге завернул к Баннику[18]. Он хоть гостей наших ещё не видел, но уже почувствовал надвигающиеся неприятности. А потому сидел в предбаннике со всем своим имуществом. Оно ведь как на Руси испокон веков было: первым делом всегда баня горит. А уж потом, если вовремя не потушить на весь дом пожар перекидывается. Завидев меня, третий мой дядька бросился, заламывая руки к дверям.

– Ну, где же ты, Кот, ходишь?! Как же можно так, я ведь себе уже всю бороду изгрыз от страха. Ты же ведь понимать должен моё состояние. Заботиться. Вот помру я тут, что тогда будет?

– А и правда, – подумал я, – вот если помрёт кто из них, что тогда будет?

Вопрос повис в воздухе, окрасив тревожной дымкой яркий солнечный день. Смерть любого усадебного духа хоть от старости, хоть от несчастного случая, хоть от нерадения[19] хозяев – всегда большая беда. О таком даже думать нехорошо.

– Тьфу – тьфу – тьфу! Чего ты накликаешь то? – зашипел я в ответ. – Всё у нас в порядке. Приехала пара мальчишек малых. Ну, шумят они, озоруют. Так это же первый день. Пообвыкнут малость и притихнут. Может, ещё и в хозяйстве на что-то сгодятся.

Банник недоверчиво захлопал глазами и опять запричитал:

– Тебе-то легко говорить. У тебя же девять жизней впереди. А у меня старика одна осталась.

– И чего?

– Да мало ли чего! – он забегал по тесному предбаннику, натыкаясь на тазы и вёдра. – Всего. Жизнь-то я тебе говорю одна. Осталась. – И глаза его стали огромными, в пол лица. – Я тут подумал… Может мне к Водяному на время съехать? Пока тут всё не успокоится? А? Ты как?

– А никак, – огрызнулся хмуро я. – Баню кто топить будет? Веники кто сушить будет? Я? Или может Дедушку Водяного позовём?

Угрожающе распушив шерсть на загривке, я мелкими шажками надвигался на Банника.

– Дезертирство задумал?!

– Что ты, Кот, что ты? Какое дезертирство? Я так – в отпуск сходить хочу. Я ведь столько лет уже верой правдой служу и всё без отпуска. Вот и подумал…

– Подумал он, – я сел и отвернулся от дядьки. Банник робко подошёл и привалился ко мне тёплым боком.

– Ну и что же мы делать будем?

– Вещи распаковывать, – кивнул я на немудрённые пожитки дядьки. – Я тебе так скажу. Они дети городские, ко всяким там душам, ваннам приученные. До твоей бани они не скоро доберутся. А когда их дед попарить решит, я тебе заранее шепну.

– Ой, Котяня, спасибо тебе! Только ты уж не забудь. Упреди меня вовремя.

– Ладно дядька, бывай. Не дрожи тут. Где наша не пропадала? Прорвёмся, – бросил я уже от двери.

Дымка на небе сгустилась ещё больше. Видно, гроза будет, – решил я. – Надо по-быстрому на речку сбегать и обратно. А-то промокну ещё. В мае у нас всегда так: то дождь, то солнце.

Я свернул за баню. Отсюда тропка вела к мосткам, с которых распаренный в бане дед нырял в речку. Чернушка здесь образовывала заводь, и вода в ней текла медленно. Водяницы регулярно чистили дно от различных коряг и сучьев, даже камешки выбирали острые. Так что песочек на дне был ровненьким и гладким. Место было просто создано для купания. В прямом смысле этого слова.

Здесь же дед привязывал свою лодку. Сейчас её на месте не наблюдалось. Сопоставив сей факт с отсутствием Трезора во дворе, я решил, что Егор Гаврилович уехал вверх по реке болотца проверять. Там сейчас гнездовье диких лебедей разгаре. Вот и следит дед, как бы кто их не потревожил. А Трезора с собой это он так берет, чтобы мы от него отдохнули.

Слева от заводи начинались вдоль берега заросли камышей – излюбленной место Русалок[20] и Берегинь. Вот туда-то мне и надо. Аккуратно ступая, всякий раз выбирая куда поставить лапу, чтобы не намочить её, я углубился в шепчущий на разные голоса камышовый лес. Даже люди слышат порой этот шепот, а что уж о нас котах говорить? Здесь Изнанка и Реальность почти сливаются. И порой я забываю в каком я здесь обличии.

Долго мне идти не пришлось. Метров в двадцати от входа я столкнулся с Анчуткой. Тот приплясывал с ноги на ногу от нетерпения.

– Ну что так долго, Кот?

– Приветики, – бросил я, подыскивая взглядом место почище.

– Заждался тебя. Привет, привет. – Анчутка попытался меня обнять и облобызать, но я вежливо отстранился.

– Ближе к делу давай. Что у вас тут?

– А у вас? – перебил меня чёрт лукаво. – Ты меня, Базиль, сегодня раз пять поминал по меньшей мере. К чему бы это?