— Очень жаль. Я всегда мечтал увидеть вновь того мальчика, с которым когда-то играл в своём замке. Ты наверное и не помнишь уже того? — Солон отрицательно покивал головой. — Тебе было восемь лет тогда Больше я и не видел тебя. Всегда были дела в Радерхосте, а в те редкие случаи, когда я был здесь, тебя не было. Когда ты пропал… Элизабет очень тосковала. Но я не мог приехать. Но когда её состояние стало ухудшаться, я плюнул на все дела и мигом прискакал в Бурейден. И надо сказать — не зря. Ты вернулся.
— Я бы был рад никуда не уходиить отсюда.
— То, что сталось с тобой тогда, — продолжил Эсгрибур, — не пожелаешшь никому во всём Эо Карнаре. Я-то думал, что это тебя и убило. Ты, верно, и этого не помнишь? — Солон вновь отрицательно покачачал головой. — И лучше тебе и не помнить. Сейчас ты должен начать новую жизнь. Взамен старой.
— Именно поэтому я сюда и вернулся, — сказал Солон.
Они покинули закрытую чать замка и оказались сейчас на свежем воздухе. Каким блаженством было сейчас подышать им!
Они миновали за это столько залов, коридоров и поворотоов, что Солон просто ужасался тому, сколько же много ему предстоит теперь запомнить. Просто ужасно много. И об этом даже думать не хотелось.
— Я умоляю тебя, Энтоэн, — проговорил лорд, — делай побольше приятного матери. Её состояние настолько неважно сейчас, что я очень переживаю за её жизнь. В начале потеря твоего отца на войне. Затем просто по глупости смерть твоих старших братьев. Такое может убить любого — тем более старую женщину. Меня бы убило. Ты — это всё, что у неё оставалось. Всё, что осталось сейчас. Элизабет не чужой человек мне, и я беспокоюсь. И ты не чужой, Энтоэн, поэтому прошу — не подводи.
Солон кивнул, но на глазах его едва не навернулись слёзы. Знала бы королева, что и этого сына у неё нет? Стоит ли тешить её этой иллюзией даальше или же сказать правду? А не убьёт ли эта правда её? Хотя если эта правда вскроется потом, то ударит по ней вдвойне. А это будет в разы хуже. Но Солон не мог. Не мог. Он не был настолько силён.
— Я сделаю всё, что могу.
Солон и Эсгрибур оказались там, откуда было видно весь Бурейден. Свысока, и зрелище это более чем завораживало. Жаль, что не было видно грандиознейшего Аглун Хед, ведь они находились на нём.
— Как твоё ощущение, Энтоэн? — спросил Эсгрибур. — Ощущение того, что всей этой красотой вскорости придётся завладеть?
— Нет такого ощущения, — решил быть откровенным Солон.
— Это пока что. Пока твоя голова ещё не пришла в порядок. Скоро придёт и всё будет как всегда. Знаешь ли, а многие веровали в твою смерть. Уверовали в лишения страной наследника а это начало бы колоссальную войну за престол. Все готовились к ней, но никто не знал, что тебе и тот свет ни по чём и ты оттуда вернёшься!
Солон улыбнулся. Он конечно, пережил утопцев, но точно не тот свет.
— Я устал, — сказал он, — и хочу ещё немного отдохнуть.
— Что ж, тога не смею тебя задерживать!
И Эсгрибур улыбнулся. Солон понял, что он ни в чём его не запоозрил и это ннемного радовало. Он бы сейчас отдал всё, чтобы вернуться в Академию, и чтобы Энтоэн вернулся сюда с памяться и все были бы рады…
А Эсгрибур такой. Он ничего не знает и улыбается. Хотя лишь по его видно, что он хоть и честный человек, но и в меру суровый. Отдавало каким-то холодным булатом, чситой мужской солидарностью и честностью превыше всего. Что ж, в этой, новой жизни, Эсгрибур не станет для Энтоэна чужим человеком.
Весь оставшийся день прошёл для него в подобном ключе — лорды, знатный ужин, вежливые благопожелания. На ночь снова заставили мыться, что дало Солону понять — жизнь в королевском замке тоже достаточно нелегка.
А самым удивительным было то, что он так и не проснулся! И всё это либо просто слишком хороший сон, либо же… Реальность. То ли такая же хорошая, а то ли… Суровая, чудовищная и настоящая.
14. «Лесной тропой забредший вдаль»
Рой, Бэй и Трур оказались очень приятными по общению ребятами. Это был словно глоток чистого воздуха после тех дней, что Геррер провёл бок о бок с одной лишь Гельфидой. Теперь никто больше не выносил ему мозг и никто не обвинял его ни в чем. Она вообще шла водиночку вместе со своим конём и не говорила никому не слова, словно ощущала себя в этой компании лишней. Коня её удалось найти сразу же. Можно сказать, что он сам нашёл её.
Слепые Охотники так и не сказали толком, кем же они являются на самом деле, поэтому оставалось только догадываться. Они даже не сказали, почему называют себя слепыми — ведь Герреру отчетливо было понятно, что видят они не хуже его.
С Ферценом дела обходились намного сложнее, ведь никто не должен был знать, что он Ферцен. Геррера терзали по этому поводу очень смутные сомнения, но во главу угла он поставил то, что Ферцена он знает больше десяти лет, а Охотников он видит впервые — поэтому Ферцену можно было верить больше.
— Здесь углуков нет, — сказал как-то Рой.
Дело шло уже к рассвету, но на ночлег они не остановились, так как до Обсерватории, по словам Гельфиды и Охотников, было рукой подать.