Хранитель драконов

Седрик взял ее руки в свои и осторожно пожал, прежде чем отпустить. Высвободившись, он неловко попытался сгладить размолвку:

– Ну, наверное, это должно меня утешить. Но не утешает. – Слова были резкими, но улыбнулся он грустно. Впрочем, улыбка быстро угасла, словно у него не было сил ее удержать. Седрик покачал головой и сказал: – Пойду приведу в порядок свою каморку. Похоже, мне придется прожить в ней дольше, чем я думал.

Он ушел, как только позволили правила приличия. Скрылся в своей конуре, стремясь не подавать виду, что сбегает от Элис.

Закрыл дверь в крохотную комнатушку, предварительно отворив вентиляционные щели в верхней части стены. Назвать эти дыры окнами язык не поворачивался. Расположенные слишком высоко, они были настолько узкими, что через них не удавалось ничего разглядеть. Но они пропускали свежий воздух, хоть и приправленный запахом реки, и немного света. На потолке крохотной каюты играли блики, отбрасываемые рябью на воде. Седрик сел на свой сундук и уперся взглядом в запертую дверь. Сумка с драгоценным грузом лежала на полу. Эти обрезки стоят целого состояния, а он плывет с ними вверх по реке, прочь от денег и от того, что заставило его мечтать об этих деньгах. Остается надеяться, что соль и уксус сохранят эту разлохмаченную плоть – его последний шанс на жизнь без лжи. Седрик опустил лицо и закрыл его руками.

Гест… Ах, Гест… Что мы сделали с ней? В каком жестоком деле я участвую!

У Геста жестокие руки.

Седрик не хотел думать об этом – но не мог остановиться. Он не желал воображать, как руки Геста касаются Элис. Он знал, что Гест должен быть с ней, что он должен своему отцу ребенка от нее. Седрик зарекся представлять, как это происходит, и гадать, нежен ли с ней Гест, страстен ли… Он не хотел знать, не хотел, чтобы это его волновало. Это не имело никакого отношения к ним с Гестом.

Но Седрику никогда не приходило в голову, что Гест будет груб с Элис. А он, конечно, был. Это же Гест. Человек с сильными руками. Длинные пальцы и короткие ухоженные ногти. Несложно, пусть и больно, представить, как эти руки держат ее за плечи и как ногти впиваются в ее кожу. От них потом остаются полукруглые следы. Седрик знал это. Его руки сами собой поднялись к лицу, к плечам. С тех пор как Гест оставлял на нем такие следы, прошли уже недели. Седрику их не хватало.

Он думал в одиночестве, не скучает ли Гест по нему. Вряд ли. Гест безжалостно отталкивал Седрика в последние дни перед отъездом. И одновременно был уверен, что секретарь уладит все мелочи с теми с его новыми сопровождающими. Гест сейчас не один и почти наверняка не думает о нем. Реддинг. Проклятый Реддинг, так явно заинтересованный в том, что он, Седрик, утратил. Реддинг, с его пухлым ртом и вечными насмешками, с его маленькими руками, то и дело приглаживающими курчавые волосы. С ним Реддинг.

В горле застрял противный комок. Слезы бы помогли, но Седрик совершенно не мог плакать. Гест. Гест…

– Гест, – вслух произнес он, и это было утешение, режущее подобно ножу.

Гест единственный знал, каков Седрик на самом деле, он единственный понимал его. И он бросил его, отослал с дурацким поручением – сопровождать нелюбимую жену. Жену, которую он лапал своими жестокими руками. Эти же самые властные руки схватили Седрика за плечи и заключили в то первое отчаянное объятие.

Седрик тогда был юнцом, едва начавшим бриться и бесконечно несчастным. Он вечно ссорился с отцом и уже не мог быть откровенным с матерью и сестрами. Он вообще ни с кем не мог быть откровенным. И теперь он с горечью понимал, как успешно Гест теперь погрузил его в ту бездну одиночества, из которой сам же некогда и спас. Что он хотел доказать Седрику? Что может вернуть его в прошлое, снова сделать его тем, кем он был много лет назад?

Впервые они повстречались на собрании торговцев, в день зимней свадьбы. Женихом семнадцатилетней невесты был сосед Мельдаров, парень немного старше Седрика. Этот сосед учил его калсидийскому языку – Седрик занялся им по настоянию отца. Наставник вел себя с учеником мягко, терпеливо и дружелюбно, его уроки были куда приятнее, чем уроки счета, истории и основ навигации у другого учителя. Того, другого, наняли в складчину несколько семей торговцев для своих сыновей. Он был настоящим чудовищем, и его ученики развлекались, грубо подшучивая друг над другом. А как они хохотали, когда учитель тонко высмеивал ответы Седрика. Седрик ненавидел эти уроки, его страшили насмешки и издевательства. Удивительно, что он вообще там чему-то научился. Приттус был совсем другим. Седрик дорожил общением с ним.

И теперь он мрачно смотрел, как Приттус произносит брачные клятвы. У него больше не будет времени заниматься с Седриком, он начнет помогать своему отцу в торговле пряностями и заживет своим хозяйством. Единственный островок дружеского общения тонул в море одиночества.