Хранитель драконов

Но когда проходил мимо Геста, тот вдруг схватил его за плечо и резко развернул, так что невысокий Седрик чуть не столкнулся с ним.

– Скажи еще раз, – велел Гест. – На любом языке, на каком хочешь. Скажи: «Чего ты желаешь, господин мой?»

Его пальцы впились Седрику в плечо. Седрик попытался вывернуться.

– Пусти! Что тебе нужно? – воскликнул он.

Но Гест в ответ схватил его за другое плечо и резко дернул, чуть не повалив. Теперь они стояли вплотную, Гест прижимал его к себе, глядя прямо в глаза.

– Что мне нужно? Хм… Это, конечно, не «Что ты желаешь?», но сойдет. Ты должен бы спросить, чего ты хочешь для себя, Седрик. Интересно, ты когда-нибудь задавал себе этот вопрос, я уж не говорю – отвечал на него? Потому что мне ответ очевиден. Хочешь ты вот этого…

Одной рукой Гест ухватил Седрика за парадную рубашку под горлом, другой вцепился в волосы на макушке. Потом наклонился и прижался губами к губам Седрика, словно хотел пожрать его. Седрик был слишком потрясен, чтобы сопротивляться, даже когда Гест крепко прижал его к себе. Он ощутил внезапный жар, желание, которое не мог ни скрыть, ни отрицать. У губ Геста был вкус вина, а его щека, хоть и чисто выбритая, царапнула щеку Седрика, когда тот попытался отстраниться. Седрик задыхался, разрываясь между жаждой поцелуя и осознанием того, как плохо иметь такие желания. Он уперся руками в грудь Геста и оттолкнул его, но не сумел вложить в это движение достаточно силы. Гест легко удержал его, и его смех отозвался у Седрика в груди. Наконец Гест прервал поцелуй, но не отпустил Седрика.

– Не бойся. Борись сколько угодно, если считаешь, что должен сопротивляться. Я не дам тебе победить. С тобой будет то, о чем ты давно мечтал. Кто-то должен же был обуздать тебя..

– Пусти меня! Ты сумасшедший или просто напился? – Голос Седрика дрожал.

Ветер усилился, но он едва замечал это. Гест без усилия прижал его руки к телу. Он был выше и сильнее, и он приподнял Седрика – не так, чтобы ноги оторвались от земли, но так, чтобы показать, что он это может. Потом он крепче прижал Седрика к себе и проговорил сквозь зубы:

– Седрик, я не пьян и не сошел с ума. Просто я честнее тебя. Мне не нужно спрашивать: «Чего ты желаешь, господин мой?» Чего желаешь ты, было написано у тебя на лице, когда ты смотрел на счастливую пару. Ты не по невесте страдал, а по Приттусу. А кто бы не страдал? Такой милый парень. Но теперь он не достанется ни тебе, ни мне. Так что придется довольствоваться тем, что есть.

– Неправда, – предпринял он жалкую попытку солгать. – Я не знаю…

Гест снова начал целовать его, жестко, терзая губы, пока Седрик не сдался и не подчинился ему. Непроизвольно он тихо всхлипнул, и Гест засмеялся ему в рот. Потом внезапно разжал объятия и отступил на шаг. Седрик чуть не упал. Он отшатнулся от Геста. Ночная рощица шла вокруг него в хороводе. Седрик прижал ладонь к саднящим губам и почувствовал соленый вкус крови.

– Не понимаю… – пролепетал он.

– Правда? – Гест снова улыбнулся. – А я думаю, что понимаешь. Все будет куда проще, когда ты признаешься, что понимаешь.

Он подошел вплотную, и Седрик не отступил. Гест снова потянулся к Седрику, и тот не убежал. У Геста были сильные, крепкие руки.

Седрик тогда закрыл глаза – сейчас, вспоминая, он снова сидел с закрытыми глазами. Вся та безумная ночь под холодным штормовым небом была свежа в памяти. Она не давала ему покоя, она проявляла его сущность. Гест оказался прав. Когда он признался, чего хочет, стало легче.

Гест был безжалостен. Он дразнил, причинял боль, гладил и утешал. Он был груб и нежен одновременно, жестко требовал и тут же мягко настаивал. Над ними неслась буря, ветер гнул деревья, но холода не чувствовалось. Они упали на толстую подстилку из игл под низко опущенными вечнозелеными ветвями – от слоя сухой хвои хорошо пахло. Они укрылись плащом Геста. Время, семью, весь остальной мир – все унесло бурей.

Незадолго до рассвета Гест оставил Седрика у подъезда к дому. Седрик явился домой в грязной и порванной одежде, всклокоченный, с кровоточащими губами. Он проспал допоздна – сколько позволил отец. Потом, стоя перед отцом в кабинете, Седрик поведал длинную басню насчет выпивки, падения в воду по темноте и долгого пути домой. У него болели все мышцы, губы опухли. Три мучительных дня Седрик сидел в отцовском доме тише мыши. Почти все время он прятался у себя в комнате, или сгорая от стыда, или пялясь в темноту и воскрешая в памяти каждый миг встречи. В нем боролись сожаление и желание.

Утром на четвертый день пришло приглашение от Геста – на верховую прогулку. В большом конверте серо-голубого цвета, надписанном размашистым почерком Геста, лежала записка на тонкой серой бумаге. Отец удивился. Он был польщен тем, что у сына завелись связи в высшем обществе. Мать тут же озаботилась состоянием выходного костюма Седрика. Отец одолжил ему лошадь – единственное приличное средство передвижения, которым располагала их семья. Напутствуя, отец предупредил, чтобы Седрик не уходил с вечеринки первым, а задержался, если Гест будет к нему благорасположен.